Ирина Булгакова - Уровень

Тюбинг двоился. Два луча расходились по сторонам и каждый обещал свою дорогу. Виртуозу казалось, что он катится в пропасть по наклонной поверхности, покрытой льдом. Оставалась хрупкая надежда приостановить падение, но минута, другая, отвоеванная у смерти ничего не меняла.

Временами у Виртуоза возникало стойкое ощущение, что уже не Штучка идет за ним, а та неведомая тварь, что превратила уровень в кладбище. Тогда он нервно оглядывался. Однако облегчения от того, что видит спортивную фигуру девушки не испытывал. Они вместе катились в пропасть и единственное, что могли изменить — сделать смерть быстрой.

Острыми иглами под кожей ворочался страх. В какой-то момент Виртуоз поймал себя на мысли, что ему всерьез хочется, чтобы все закончилось быстрее.

Пятно света резвым зайцем метнулось в глубину обширного помещения. Хозяину луча последние пять шагов дались как пять тяжелых вздохов перед погружением на глубину — так хотелось растянуть их на целую жизнь.

Он долго стоял, рассматривая помещение, где они оказались. До тех пор, пока Штучка не просочилась между ним и стеной, слегка толкнув его плечом. Потом он двинулся вперед по покрытию, блестевшему в луче фонаря, так и не придя к выводу: что такое этот зал, куда занесло их волею судьбы?

Спецназовец шел, не глядя по сторонам, держа в памяти все странности внушительного помещения. Интересные ассоциации вызывали стены — нечто сродни стоп-кадру расходящихся по воде кругов. Отполированные, гладкие волны вызывали сомнение в реальности происходящего. Кому понадобилось создавать на такой глубине достойное какого-нибудь египетского храма доисторических времен украшение, которое за последнюю сотню лет видели единицы?

У самого пола, где от кругов оставались полукружья отливали металлом ступени, покрытые значками. Да и сам пол казался толстым стеклом, покрытым морозным узором.

Виртуоз старался не смотреть на стены. И все равно, у него возникало чувство, что стоило ему отвернуться, как круги начинали плавное движение. Постепенно потолок опускался, стены сужались. Отчетливо представилась форма помещения, которую невозможно охватить взглядом: гигантских размеров сосуд. И они двое — он и Штучка, двигались теперь прямиком к узкому горлышку туннеля.

Туда спецназовец и вошел. Устало привалившись к стене, он ждал Штучку. Девушка подошла, с трудом переставляя ноги. Наверняка сказывалась усталость от постоянного применения допинга.

— Да, — неожиданно для себя сказал Виртуоз, — все хотел у тебя спросить: зачем ты стала диггером?

Штучка не удивилась. Встала напротив него. Выключила фонарь и блаженно закрыла глаза, наслаждаясь кратковременным отдыхом.

— С чего это ты вдруг озадачился этим вопросом? — в свою очередь поинтересовалась она. — Очки набираешь? Перед смертью…

— Какие очки? — не понял он. — Просто всегда было интересно: что может красивой девушке понравиться здесь, среди дерьма и отбросов?

Она усмехнулась.

— Ты первый раз назвал меня красивой.

— Ты не ответила на вопрос.

— Ответ простой. Мне нравится здесь то же, что нравится и тебе. Быть человеком.

Виртуоз замолчал, слепя ее лучом фонаря. Он слишком хорошо помнил, какое понятие вкладывал в это "быть человеком". Той откровенности, случившейся с ним как приступ болезни года два назад, Виртуоз так себе и не простил. Разговор в тот раз зашел на ту же тему. Только первой спросила она.

— Я хочу быть самим собой, — ответил он тогда. — Свободным от всякой шелухи. От всех моральных принципов, которые мне с рождения навязывает общество. Доброта, жалость… самопожертвование. Наша система напоминает мне извращенца, преподающего нормы морали старшеклассницам. Того самого, кто рассуждает о долге и любви, когда больше всего ему хочется заглянуть им под юбки. Да, я не настолько в себе уверен, чтобы бросить вызов обществу. Но под землей я становлюсь свободным. И поступаю так, как считаю нужным и никто мне не судья.

— И ты способен бросить раненого? — она прищурилась, как всегда уловив самую суть.

Он не хотел отвечать, но ее прищур казался ему возбуждающим.

— Брошу. Тащить на себе раненого по шахтам и тюбингам — не рационально. Вместо одного трупа будут два.

— А если он выберется на поверхность и все станет известно?

Виртуоз не ответил на вопрос. Он посмотрел ей прямо в глаза. Она не дура, чтобы не суметь прочитать там ответ.

"Не выберется, — вот, что было в его глазах. — Мертвецы — покладистые парни. И не разговорчивые к тому же"…