Элейн Каннингем - Хелен

Когда я вернулся в пустую комнату адвокатов, Милли Джефферс принесла мне кофе.

- Выпейте в честь поражения, босс. Да, Блейк, ты и в самом деле не криминальный адвокат, а я - не Дорис Дей. И не Мерилин Монро. Ну и что! Жить-то нам все равно надо.

- Думаешь, это конец, Милли?

- Да, Блейк. Полная безнадега.

- Но хоть кто-нибудь мог бы её спасти, Милли? Другой - не я?

- Босс, эту дамочку с самого начала собирались повесить, - терпеливо объясняла Милли. Она словно говорила с ребенком. - Ты ввязался в эту историю, хотя уже изначально все в ней было расписано, как по нотам. Возьми лучше Клэр, детишек и меня и - мотай отсюда подальше. Лос-Анджелес - рай по сравнению с этим болотом. А здесь что? Содом и Гоморра с уймой церквей обителью благочестивых лицемеров. Знаешь, что боссы нашей мафии выплатили архитектору новой баптистской церкви пять тысяч за проект? У нас сорок три церкви и синагоги на сто десять тысяч человек населения и - самый высокий в мире процент самоубийств. По-моему, Сан-Вердо это клоака мироздания, сточная канава страстей человеческих. Да сгорит она в геенне огненной! Давай удерем отсюда.

- Просто удерем и все?

- Да. Это - единственный выход.

* * *

Присяжные вернулись в зал. Два часа и девять минут - замечательный срок, когда на карту поставлена человеческая жизнь. В зале было не протолкнуться, и старый Харрингтон не без самодовольства спросил присяжных, пришли ли они к общему решению.

- Да, ваша честь, - ответил председатель.

- И каково оно?

- "Виновна", ваша честь.

- Хотите провести поименное голосование, мистер Эддиман? - спросил меня судья.

Я смотрел на Хелен, наши взгляды встретились - глаза её были задумчивы, лицо спокойно.

Я ответил, что хочу.

Все присяжные поочередно подтвердили, что согласны с вынесенным вердиктом. Затем судья назначил дату оглашения приговора. Через неделю.

Хелен сказала:

- Спасибо, Блейк. И вам, Милли. Вы были очень терпеливы и добры ко мне. Спасибо за все.

Глава десятая

Клэр сама перезвонила ко мне в контору.

- Как ты, Блейк?

- Жив пока, - уныло ответил я. - Раны, правда, кровоточат. Постарел немного. Мудрости не набрался и желания стать криминальным адвокатом по-прежнему не испытываю.

- Блейк, ты поверишь, если я скажу, что от всей души желала тебе победы? Я молилась за тебя.

- Почему?

- Потому что я люблю тебя, Блейк. И... ты мне нужен.

- Ты её ненавидишь.

- Нет, Блейк. Она мне безразлична. А вот ты - небезразличен.

- Что ж, в любом случае я проиграл.

- Приходи ужинать, Блейк.

- У меня тут скопились целые горы работы. Я все дела запустил.

- Блейк, я накормлю детей и уложу их спать. Мы с тобой можем поужинать и в восемь, и в девять и даже в десять. Когда угодно. Только приезжай.

- Хорошо. Я приеду.

Все это было бесполезно. Между нами пролегла пропасть обмана, ведь за все годы совместной жизни я никогда не изменял Клэр. Удар был для Клэр страшный, тем более, что вести обрушились на неё с пугающей неожиданностью. Тем не менее сражалась она за меня и за нашу семью с мужеством, достойным восхищения. Сервированный ею стол послужил бы прекрасной иллюстрацией для цветного центрального разворота специализированного женского журнала по ведению домашнего хозяйства. В столовой царил полумрак, на столе горели свечи, а в ведерке со льдом темнела бутылка вина. Клэр приготовила мои любимые яства: телячьи котлетки и жареную картошку с зеленым горошком. Увы, все это сейчас казалось мне бессмысленным и даже нелепым. Мысли о Хелен отравили мне даже мысли о еде; каким-то непостижимым образом Хелен умудрилась сорвать с Сан-Вердо окутывавшую его невидимую завесу, оставив город совершенно голым. А ведь такой город как Сан-Вердо не должен оставаться голым. Голым сделались и я, и Клэр, и все остальные.

- Жаль, что я не разбираюсь во французских винах, - с наигранной веселостью сказала Клэр. - У Рут Гордон есть про них книжка - надо взять и почитать. Правда, я все равно не знаю, что подавать к телячьим котлеткам шабли, сотерн или что-нибудь еще. Словом, я взяла бутылку альмаденского.

- Альмаденское - тоже хорошее, - сказал я. - Ничуть не уступает калифорнийскому.

За ужином мы с Клэр обсуждали вина и блюда, всячески избегая заговаривать о главном, пока наконец моя жена не спросила:

- А чем я перед тобой провинилась, Блейк?

- Ничем. Абсолютно ничем.

Тут она ударилась в слезы, приговаривая:

- Она такая красивая, а я дурнушка. За что ей дано счастье - ведь она шлюха! Но такая красивая...