И уж конечно, для него, исследователя человеческого в нечеловеческом, не существует каких-либо норм и табу. В этом постоянном и принципиальном иконоборчестве Старджон задолго до «Новой волны» предварил многие откровения тогдашних молодых бунтарей. Разве что разрушал он догмы и святыни с меньшим сладострастием, меньше производил шума и почти совсем не тяготел к внешним эффектам и рассчитанному на откровенный скандал эпатажу.
В американскую фантастику Теодор Старджон (намного опередив Фармера и Дилэни) вошел прежде всего как ниспровергатель сексуальных предрассудков и штампов. Только я бы добавил: его в меньшей степени интересовали — и мучили, и интриговали, и завораживали! — именно секс («биология»), эротика («искусство»), тем паче порнография («масс-продукция»). А в гораздо большей — любовь.
Слышу хор разочарованных: подумаешь, новость! Кто ж из скрипевших пером прошел мимо любви! Вся художественная литература одной ей и посвящена, если вдуматься…
Верно. Любви, которая есть и о которой, если сам не испытал, по крайней мере наслышан любой из живущих на планете. Старджон же заинтригован как раз теми проявлениями любви, которые нам вовсе не известны. Но с коими мы, вполне вероятно, когда-нибудь столкнемся — в будущем на Земле, в иных измерениях или иных мирах, в сновидениях и кошмарах.
Пресловутая «нетрадиционная ориентация» — но необычная, инозвездная, настолько заворожившая и убаюкавшая землян, что они поначалу ничего и не поняли? Пожалуйста, рассказы «Мир вполне мог погибнуть» (1953; в русском переводе — «Благая потеря») и «Случай с зеленой мартышкой» (1957). Инцест, ставший основой для безоблачной — удавшейся — утопии? Перечитайте новеллу «Окажись все мужчины братья, ты бы выдал сестру за одного из них?» (1967). В рассказе «Сексу вопреки» (1952) инопланетянин (-нка), бисексуал и симбиот, счастливо, хотя и в трагических обстоятельствах, «просвещает» двух землян-влюбленных, не подозревавших об иных возможностях достижения взаимного счастья, кроме той самой — общеизвестной… А в слабо закамуфлированных под фантастику лирических новеллах «Трио на фоне бури» (1955) и «Правило трех» (1951) речь, как нетрудно догадаться, идет о реальных, хотя и запутанных любовных треугольниках, которые никак не развязать без помощи тех же пришельцев…
Многие рассказы Старджона не лишены оттенка сентиментальности, отчего чтение их сегодня превращается в изысканное и многими желанное ретро. Любовь в этих новеллах — воистину сила, что движет мирами. Побеждает рак в короткой повести «Раз заботишься, значит, любишь» (1962) [20] Впрочем, он же излечивается и с помощью искусства — хотя, по мнению многих, это просто другое название любви. О подобном «искусстволюбии» (или «любвеискусстве») — один из самых известных рассказов Старджона, принесший ему сразу две высших премии, «Хьюго» и «Небьюлу», — «Медленная скульптура» (1970). (Прим. авт.)
. Соединяет два изнывающих от тоски сердца — земное с инопланетным — в «Летающей тарелке одиночества» (1953); и даже оказывается органично связана с телепатией — в «Прикосновении твоих рук» (1953) и «Необходимости» (1960)…
* * *
На одной из конвенций Старджон произнес целый монолог о любви, сравнив ее с состоянием, «когда тебе становится абсолютно необходимо еще чье-то счастье, помимо собственного».
Истинная человечность может проявиться, как уже было сказано, и в ситуациях нечеловеческих. Например, во взаимоотношениях человека с теми, кого он приручил. Мне не известно, была ли когда-нибудь у писателя собака, однако после прочтения рассказа «Крошка и чудовище» (1947) последние сомнения развеялись. Конечно, была!
Теплота человеческих отношений, взаимопонимание (хотя и не всегда легкое и беспроблемное), нескрываемые чувства и эмоции переполняют новеллы Старджона. Оказывается, мечтательность и фантазия в состоянии оживить человека даже после тысячелетнего сна, как это происходит в рассказе «Кейс и мечтатель» (1972); обыкновенное чувство юмора — предотвратить конфликт между цивилизациями, что и продемонстрировал герой «Особой способности» (1951). Разумные жители искусственной микровселенной в притче об ученом-Создателе — «Бог микрокосмоса» (1941) — эволюционировали не только интеллектуально, но и нравственно, придя на помощь попавшему в беду Творцу. В собственном творении возрождается и трагически погибший музыкант — герой пронзительной новеллы «Умри, маэстро, умри!»
(1947). А обитатели одной из самых запоминающихся утопий, описанной в короткой повести «Искусники планеты Ксанаду» (1956), овладели, по сути, всего одним искусством — но каким! Искусством общения — в него входит и взаимопонимание, и умение слушать, и поставить себя на место другого, и разделить боль, и научиться, и научить…
Читать дальше