Грег ИГАН Array - Журнал «Если» 2008 № 07

Когда мы закончили есть, Бриджит извинилась и вышла, чтобы позвонить матери, которая жила в городке на острове Южный. Кэмпбелл повел меня в кабинет и включил лэптоп с потертыми клавишами, которому было, наверное, лет двадцать. Во многих семьях имелись компьютеры вроде этого: взаимодействовать с новомодными и пожирающими ресурсы программами они уже не могли, но все еще отлично работали с оригинальной операционной системой.

Набирая пароль, Кэмпбелл повернулся ко мне спиной, а я из осторожности демонстративно даже не смотрел в его сторону. Потом он открыл в редакторе какие-то файлы на языке С++ и пролистал на экране части файла со своим алгоритмом поиска.

У меня закружилась голова, но не от вина – я заранее принял средство для протрезвления, которое продается без рецепта и превращает этанол в глюкозу и воду быстрее, чем любой организм способен его усвоить. Я горячо надеялся, что «Индустриальная алгебра» действительно забросила преследование – ведь если я сумел за полдня настолько подобраться к тайнам Кэмпбелла, то ИА могла бы еще до конца месяца выйти на фондовую биржу с альтернативной арифметикой, а вскоре после этого предлагать Пентагону оружие, созданное на ее базе.

У меня нет фотографической памяти, да и Кэмпбелл все равно показывал только фрагменты. Вряд ли он меня намеренно дразнил – он лишь хотел показать, что у него есть нечто конкретное, что все его утверждения о физике масштабов шкалы Планка и стратегии направленного поиска – не пустой звук.

– Подождите! Что это? – воскликнул я. Он перестал нажимать на PAGE DOWN, и я указал на перечень описания переменных в середине экрана:

long int il, i2, i3;

dark dl, d2, d3.

Понятно, что «long int» обозначало «длинное целое число», то есть величину, представленную во время расчетов удвоенным числом битов по сравнению с «обычным» целым числом. На этой старинной машине его длина, скорее всего, составляла всего 64 бита.

— Что за фигня этот «dark»? – вопросил я. Обычно я не говорю так с людьми, с которыми только что познакомился, но в тот момент мне не полагалось быть трезвым.

— Темное целое число, – рассмеялся Кэмпбелл. – Это тип, который я определил сам. Оно содержит четыре тысячи девяносто шесть битов.

– Но почему такое название?

– Темная материя, темная энергия… темные целые числа. Они все вокруг нас, но мы обычно не видим их, потому что они играют не совсем по правилам.

У меня зашевелились волосы на затылке. Я сам не смог бы лаконичнее описать инфраструктуру мира Сэма.

Кэмпбелл закрыл лэптоп. Я искал возможность подержать его компьютер хотя бы несколько секунд, не вызвав подозрение Кэмпбелла, но было ясно, что это нереально. Поэтому, когда мы вышли из кабинета, я перешел к запасному плану.

– Что-то меня развезло… – Я резко сел на пол в коридоре. Посидев секунду-другую, я вытащил из кармана телефон и протянул его Кэмпбеллу. – Вы не могли бы вызвать такси?

– Да, конечно.

Он взял телефон, а я обхватил голову руками. Прежде чем он успел набрать номер, я начал постанывать. Наступила долгая пауза – вероятно, Кэмпбелл взвешивал альтернативы, – и наконец он сказал:

– Если хотите, можете переночевать здесь на кушетке. – Я испытал к нему искреннюю симпатию; если бы какой-нибудь едва знакомый тип выкинул такой номер со мной, то я как минимум заставил бы его пообещать, что он оплатит счет из химчистки, если его вывернет на ковер посреди ночи.

Посреди ночи я действительно посетил ванную, но постарался не шуметь. Сделав свои дела, я прокрался к кабинету, в темноте пересек комнату и прилепил тонкий и прозрачный кусочек пластика поверх ярлыка, который сервисный центр приклеил на лэптоп много лет назад. Мой довесок был невидим для невооруженного глаза, а удалить его можно только с помощью скальпеля. Передатчик, который общался с жучком, был чуть крупнее, размером с пуговицу от пальто; я прикрепил его за книжной полкой. Если Кэмпбелл не планирует красить комнату или вешать новый ковер, то передатчик, вероятно, останется незамеченным год-другой, а я уже оплатил на два года вперед услуги местного провайдера беспроводного Интернета.

Я проснулся вскоре после рассвета, но такое раннее для жертвы Бахуса пробуждение не подвергало риску мою легенду: Кэмпбелл оставил занавески открытыми, и солнце всей утренней мощью ударило мне в лицо, приведя к явно преднамеренному результату. Около десяти минут я бродил на цыпочках по дому, не желая казаться слишком организованным на случай, если кто-нибудь прислушивался, затем оставил кое-как нацарапанную записку с благодарностью и извинениями на журнальном столике у кушетки, вышел из дома и направился к остановке канатной дороги.