Виталий Каплан - Полоса невезения

Из опыта я знал, что молчать себе дороже. Надо попасть в струю.

- Да уж как-то получается так, Павел Андреевич... Жить-то надо, и некогда об ее смысле нам думать. Мы люди простые, книжками не балуемся...

- А я, значит, балуюсь? - моментально окрысился Пашка. Надо ж, какую чушь я сморозил. Теперь начнется пурга по заявкам трудящихся...

- Я неправильно выразился, Павел Андреевич, - выдавил я пересохшим горлом. - Вы уж меня простите...

- Ну уж нет, давай начистоту, Хромой, - завелся Шумилкин и даже сигарету изо рта вынул. - По-твоему, выходит, что мы, люди думающие, стремящиеся к духовности, элита нации - это детские погремушки? А назначение человека, значит, рыться в помойках и откармливать клопов? Высоты разума для вас недоступны и потому зловещи, и потому вы стремитесь опустить всех до своего скотского уровня! О, вы куда опаснее, чем кажетесь! Такие, как вы, когда-то зажгли костры инквизиции! На вашей совести и Бруно, и Галилей, и Пушкин с Лермонтовым! Хищные и жалкие твари, вы хотите отнять у нас Небо!

Пашка изливался еще минут пять, и даже щечки у него разрумянились, а мышиные бусинки глазок победно посверкивали в хилых лучах уползающего под горизонт солнца.

Все. Он заимел свой кайф, он испытывал райское наслаждение, и наверняка все бы кончилось оргазмом. Не подведи меня опять шкодливый язык...

- Павел Андреевич, - вставил я в краткий миг паузы, пока Шумилкин затягивался сигаретой. - А это вы в какой книжке вычитали, или так, из головы?

Кажется, Пашка поперхнулся дымом.

- Та-а-к, - откашлявшись, пролаял он казенным тоном. - Умничать изволим? А с чего бы это нам такими умными быть? Уж не с целью ли совершения противоправных деяний? Документики, гражданин!

Насчет моих "документиков" Пашке все было известно. Во всяком случае, то, что ему следовало знать. Но сейчас в голове его закрутилась новая лента - "Суровая Фемида, или жизнь по Уставу".

- А ну-ка, лицом к стене, руки развести, ноги на ширину плеч! скомандовал Шумилкин. - Оружие, наркотики, драгоценности имеются?

Стоя в идиотской позе, я лишь судорожно вздохнул.

- А если поискать? - задумчиво протянул Пашка и не спеша принялся исследовать мои карманы. Я не дергался, зная, что все уже бесполезно. Хоть бы не в обезьянник... что угодно, лишь бы не в обезьянник.

- О, как интересно! - причмокнул Шумилкин, нашарив у меня за пазухой полотняный мешочек. Мой, можно сказать, сейф. - И что же там внутри?

Внутри было двести сорок рублей бумажками. Треть стоимости билета до Северск-Дальнего. Все, что имелось у меня в этой новой, неизвестно кем и для чего подаренной мне жизни.

- А мы, оказывается, богатенькие буратино, - сокрушенно покачал головой Пашка. - Чего и следовало ожидать. Рваные тряпки у нас - это лишь видимость, иллюзия... А содержание - темное и таинственное. И уж не в розыске ли находится сия дрожащая тварь? - риторически вопросил он окрестности. Но место было пустынным, и лишь крадущаяся по своим делам облезлая рыжая кошка могла слышать его слова.

- А уж неизвестно каким, но явно не честным трудом полученные доходы безусловно являются отягчающим обстоятельством. И думается мне, в горотделе крайне заинтересуются подобной темной личностью.

Все было понятно.

- Павел Андреевич, а может, так разойдемся? - подал я голос, не отрывая лица от пропитанных сырым холодом досок забора. - Вы же гуманный человек, интеллигент...

- Хм... - задумчиво протянул Шумилкин, помахивая пачкой засаленных червонцев. - Если посмотреть на это дело философски... Короче, можешь отлипнуть. На, держи, - протянул он мне пару бумажек. - Можно сказать, материальную помощь тебе оказываю, Хромой. И не надо благодарить! - пресек он готовые вырваться у меня звуки. - Пшел вон, и чтобы на второй космической скорости!

Пашка величественно повернулся и направился вдоль улицы, по своим государственно важным делам. А я, подбирая со снега полуразорванный мешочек, прокручивал в голове фразу мудрого маркиза де Кюстина: "Абсурдная жестокость российских законов смягчается разве что безобразным оных исполнением". Долго я эти слова смаковал. С разными интонациями.

Ладно, могло и хуже кончиться. А так - все теперь по новой придется... Видно, не судьба мне вырваться из этого загаженного Мухинска. Потому что кто я теперь, если вдуматься? Не более, чем муха в паутине.

2.

Солнце давно уже уползло за далекие крыши Промзоны, и лимонно-розовое марево на западе готово было раствориться в синих чернилах наступающей тьмы. Тонким острым лезвием нависал надо мной молодой лунный серп, и вспоминался отчего-то "Колодец и маятник" Эдгара По. Я и впрямь ощущал себя беспомощной, привязанной к скамье жертвой, и шныряли вокруг наглые серые крысы, сверлили меня темными бусинками глаз, а огромное стальное острие с каждым взмахом становилось все ближе и ближе.