Виталий Каплан - Круги в пустоте

"Неясно, парень, куда ты попал, - мысленно сказал сам себе, - но ты попал!" Конечно, лучше бы сейчас ни о чем таком не думать, а просто ждать событий, но не думать не получалось. В голову лезло сразу все - и как там мама, небось, обзванивает морги да ментовки, и давешняя продавщица пива, и драпанувшие с поляны Санька с Илюхой, бросили его, козлы. Интересно, они хоть расскажут кому-нибудь, что случилось в парке? Ну, когда его будут искать? Ведь наверняка же будут. Через три дня, раньше менты у мамы не примут заявление. В прошлом году было дело, он с Валеркиного дня рождения явился заполночь, так мама, оказывается, уже бегала в ментовку, и там ее круто обломали - мол, ждем вас через три дня, а лучше бы через недельку... А вернется ли он через три дня?. Митька понимал, что очень даже свободно может и не вернуться. Ни через три дня, ни вообще. А ведь эти так называемые друзья вполне могут и промолчать о том, что вместе ходили в парк. В самом деле, не будут же они рассказывать, как втроем мелкого пацана грабили. А не рассказывать, так значит что-то сочинять придется, а оно им надо? Тем более, никто и не знает, что они все вместе в парк пошли. Встретились ведь во дворе после уроков, ну и решили махнем? А махнем! И махнули.

Постепенно эти мысли перебивались другими, более насущными. Хотелось облегчиться. Но некуда - в камере (наверное, все же это камера) не нашлось не то что унитаза, но даже просто какой-нибудь дырки, куда можно отлить. В камере вообще ничего не нашлось - ни постели, ни стола, ни стула. А это, между прочим, значило, что долго его здесь не продержат. Камера (или все же комната?) явно не предназначалась для проживания. Впрочем, - его передернуло от этой мысли, может, как раз ему и предстоит здесь медленно сдохнуть от голода, среди собственного дерьма? Может, за ним и вовсе никогда никто не явится? Вообще, весьма похоже на камеры из старинной компьютерной игры "Вольфенштейн". Тыкаешься в них мышкой, видишь на полу лишь груду костей, и больше ничего - ни сокровищ, на патронов, ни аптечки.

Что же все-таки делать? Пока еще можно было терпеть, но вскоре, он чувствовал, терпение лопнет. Вместе с мочевым пузырем. Может, фиг с ними со всеми, взять да и отлить в угол? А что ему за это будет, когда за ним придут? Нетрудно догадаться, что в этом странном месте его вряд ли ожидает теплый прием. А тем более, если тут нассать. С другой стороны, он тут никому ничем не обязан, его не спросясь сюда приволокли.

Он решительно встал с холодного пола и направился в дальний угол. Несколько секунд блаженства, когда тугая струя лупит в гранитный камень пола и запах освобожденной мочи, добавившийся к вонище от факела. Нет, но все-таки? Долго ли ему тут торчать?

Оказалось, все же недолго. Заунывная музыка за стеной всхлипнула и оборвалась. Похоже, у загадочной шарманки кончился завод. А потом вдруг дальняя стена - та, что напротив факела, - беззвучно поехала куда-то вглубь, в темноту, и за ней образовался широкий проем.

- Ага, вот он где! - раздался хриплый, простуженный голос, и из темноты вылепилось две огромных (как показалось Митьке) фигуры. Факел давал мало света, но он все же разглядел тускло блеснувшие металлические пластины нагрудников, голые по плечи мускулистые руки, широкие, точно шаровары у казаков, штаны. На головах - занятные шапки, круглые, кожаные, но обшитые мелкими металлическими чешуйками. Какой-то странный гибрид кепки и рыцарского шлема. В руках у мужиков были короткие копья с широкими, плавно закругленными лезвиями, у пояса - слегка изогнутые мечи. Мрачные физиономии явно не предвещали ничего хорошего.

- А ведь, дрянь такая, обмочился, - пошмыгав носом, заметил один из них, пониже ростом. Второй молча кивнул.

- Ну что, пошел! - явно обращаясь к Митьке, пролаял первый.

Митька все же решил объясниться.

- Я не понимаю, вы кто? Куда я попал? - пролепетал он сдавленным голосом, чувствуя слабость в коленках и презирая себя за это.

- Эта скотина еще и разговаривает! - хмыкнул второй из воинов и тут же походя отвесил Митьке затрещину, да такую, что тот отлетел к противоположной стене, врезавшись в нее затылком. В глазах мгновенно потемнело, язык ощутил солоноватый вкус крови. Пронзительная боль охватила голову и спустя мгновение схлынула, вернее, ослабла, сделалась тупой, давящей.

- Тебе, рабское отродье, вопросы задавать не положено! - пояснил тот, что пониже. - Руки на затылок, вперед, рысцой! - указал он острием копья в темноту прохода. - И без глупостей, уши отрублю.