Журнал «Если» - «Если», 2006 № 10

Такие мысли колотились во мне… Но колотились уже потом, когда я уходил, прощался с Инском. А сейчас мыслей не было, никаких. Лыш был мой брат.

Я все еще держал шприц иглой вверх. Я быстро сел, левой рукой уперся в пол, а правой воткнул иглу Лышу пониже плеча и мягко надавил поршень…

Кто-то выхватил у меня шприц, но я не помню кто. Что-то говорили, но я тоже не помню. Зато я увидел, как раздавленный красный паук стал вбирать лапы, уменьшаться на глазах. Съежился, превратился в коричневую коросточку — безобидную, я это понял сразу. И дышать Лыш стал ровно. Зашевелились веки…

И мне стало легко-легко. Я знал, что очень скоро со мной начнется то же, что с Лышем, и, наверное, скрутят меня боль, тошнота, потом придет беспамятство. Но все равно сейчас было легко. Потому что я сделал то, что сделал, и не надо было ничего выбирать.

Меня рванули за плечо:

— Бежим! — Это был Грета.

— Куда? — сказал я с расслабленной улыбкой.

— Бежим! Дурак!..

Ох, и сильная девчонка! Двумя рывками выволокла меня из кухни, из дома, на крыльцо. Там танцевал на тонких ножках стул.

— Садись! — приказала Грета.

— Зачем?

— Затем, что иначе умрешь! — кажется, она заплакала.

Я ничего не понимал. Подумал: «Так и так умру» (кстати, почти без страха подумал). Сказал:

— Он не поднимет двоих…

— Поднимет! Да садись же!.. Смотри, у тебя уже начинается, как у него! — Она дернула на мне ворот, я глянул на плечо. Там на месте ягоды вырастал красный паук.

Тут я сильно испугался. И быстро сел на стул задом наперед, грудью к спинке (будто это могло меня спасти!). Грета оказалась сзади — я почувствовал, как металлические пуговки ее форменной рубашки впились мне в спину. Горячий шепот Греты шевельнул мне волосы на затылке:

— Вперед…

Мы рванулись со ступеней, и первые несколько секунд я думал об одном: не полететь бы кубарем с деревянного конька.

— Куда мы? — громко спросил я.

— На Круг! Там начинается Дорога. На Дороге не умирают…

«Это хорошо, что не умирают. А что там делают?»

Мы помчались по Второй Раздельной, мелькнул знакомый дом с редакцией «Почтовой ромашки». Потом — стена Крепости. Стул взметнул нас выше стены и снова канул вниз. Теперь мы летели над Пустошью — над проблесками воды, над осокой и тростником. Опять захлестало по ногам.

Сколько летели — не знаю. Наконец скорость уменьшилась. Деревянные ножки стула застучали по твердому. Он остановился. Грета спрыгнула, потянула меня:

— Слезай…

Я неуверенно встал на ноги и оглянулся. Мы стояли на круглой площадке среди зарослей ольховника. Через площадку тянулись ржавые рельсы на кривых истлевших шпалах. «Вот он Круг», — понял я.

— Он скоро повернется… — шепотом сказала Грета. — И тогда ты иди… — Она смотрела в сторону, и щеки ее были мокрые.

— Куда? — тоже шепотом спросил я.

— Сперва по рельсам. Потом как получится… По Колее…

— Зачем?

— Чтобы не умереть… дурень. — Она всхлипнула и посмотрела мне в глаза.

— По какой колее? — пробормотал я, моргая.

— Ты почувствуешь… Колея — это часть Дороги. Она спасет…

— И долго идти? — спросил я, холодея. Потому что вплотную подступило Расставание.

— Не знаю… Наверно, долго.

— А можно будет вернуться?

— Не знаю… Говорят, что если человек очень хочет — то можно… Колея выведет сама. А ты не пытайся повернуть назад. По Дороге не ходят обратно, такой закон.

— А если я все-таки пойду назад?

Она снова глянула мне в лицо мокрыми глазами.

— Тогда… наверно, свалишься, как Лыш.

Да, Лыш… И моя тревога перекинулась от меня на него:

— А почему с ним случилось… такое? Ведь ему-то не делали прививку! Может, он заразился от меня?

— Не говори чушь, — слабо отмахнулась Грета. — Лыш сам виноват. Из-за своих опытов… Он захотел однажды сунуться назад по Времени, за твоей ампулой, ты же знаешь. Наверно, там он и схватил заразу. Обратное время опасно. В твоем этом препарате тоже ведь были частицы с обратным вращением, вот и получилось, что вы одинаково… Его ты спас, а сам… — И она заплакала уже в открытую.

— Да ладно… — пробормотал я. — Может, обойдется…

Я знал, что не обойдется. Что сейчас я уйду в какой-то другой мир. Если даже и не погибну, то все равно никогда не вернусь в город Инск. Больше не увижу тех, кого люблю. Тех, без кого я не могу (ну не могу-у-у же никак!). Но я скрутил в себе этот крик, эти слезы. Потому что было бесполезно.

Грета смотрела вниз, на доски. Я тоже. Доски вдруг шевельнулись — и будто качнулось все пространство. Я взмахнул руками, выпрямился. Круг поворачивался, ветки ольховника медленно плыли мимо нас. Между ними появился просвет, в нем лежала такая же рельсовая колея, как на Круге. Рельсы соединились, и Круг замер.