Наталья Литвинова - Плаза Лей

Тус, грузно встав на ноги, молча вышел из комнаты.

— Серёжа, прости, — отозвался вдруг Костя, — это я во всём виноват. Прости, Серёжа. Я же не знал…

— Просто запредельные незнания, — тихо проговорил Сергей, — ты не знал, насколько они жестоки?

Он тупо уставился в пол, решая в уме ещё одну задачу.

На следующий день за Костей пришли Оллис, раньше Сергею казалось, что они малоэмоциональны, но теперь он мог слышать их возгласы нарекания и радости. Уходя, Костя сказал:

— Я обещаю, Оллис придумают что-нибудь.

— Ты о чём?

— О тебе. Ведь ты им не безразличен.

Сергей снисходительно поблагодарил его и спросил:

— А как же ты?

— Пожизненное заключение. С этим у Оллис строго.

Костя вышел, а Сергей остался дожидаться своей судьбы. Он мог бы покинуть своё тело прямо сейчас. Но, тогда он выдаст своего друга Туса, за то, что тот предупредил его. Тус рисковал собой ради него. Нет, Сергей ещё не превратился в безвольного труса и подлеца, в придачу. Но когда в комнату вкатили бесформенную установку, Сергея сковал какой-то дикий страх перед неизбежным. Сотни лет он искал случая смерти, и вот он настал в виде направленных нейтральных частиц. Поистине, это самая адская в мире машинка. На него смотрело несколько пар раскосых глаз. Среди них был и Тус. А там, за раскрытыми дверями толпились ещё несколько ТОПи. Там же в дверях, не приближаясь к нему, порхали "мухи" Инфо. Знакомый судья сухо зачитал приговор, и военный ТОПи приступил к его исполнению. Оцепеневшего Сергея поставили к стене, но только с первым щелчком он вдруг очнулся. "Ани!"

Слишком поздно пришёл к нему инстинкт самосохранения. Сознание его помутилось. Сквозь неясную пелену и мглу, он увидел последнее — склонившееся над ним заплаканное лицо Ял.

— Лей-ей-ей! — донёсся до него чей-то знакомый голос. И всё.

Бытие. Сбивающиеся с ритма удары, настойчиво набирали скорость. Они пришли откуда-то со стороны и чувствительно ударяли по всему телу, в голову, в конечности. Наконец, пришло чувство тепла, и память тут же нечётко выстроилась в её сознании. Сейчас будет свет, потом озноб, слабое чувство голода, и звуки мира, в очередной раз затмят этот неизменный внутренний хронометр её уставшей жизни. Потом голод пройдёт. Так же, в очередной раз она увидит перед собой колонны любопытных, восхищённых и сочувствующих людей. И снова она начнёт свой бесконечный рассказ об истории ГЕЛИОПУТИ.

Её зовут Анна, и её память оказывается, всё ещё светла, и только она может с точностью вспомнить все детали далёкого прошлого. Но иногда, в редкие часы перерывов, ей вдруг кажется, что она растение, что-то вроде фикуса, сидящего в горшке посреди огромного холла, но только под стеклом. Её руки иссохшие прутья, а ног она не может видеть, они укутаны толстым слоем одеял. Но как только Анна начнёт думать о себе, лично, тут же вновь придёт услужливое небытие.

Однако время идёт, а свет всё ещё не появляется. Между тем, озноб уже прошёл, и наступило приятное тепло, от чего её вновь потянуло ко сну. Но тут она встрепенулась. Что случилось? Какие-то неполадки в системе её жизнеобеспечения? Она шевельнулась и почувствовала всё своё тело. Свет всё ещё не поступал, а слух уже уловил неясные звуки извне и звуки её собственного дыхания. Анна заволновалась, впервые после её двухсотлетнего заточения под стеклом, происходит что-то не так как обычно. Анна решила ждать дальше, но ничего не происходило. Так уж устроен человек, в минуты полной пустоты всегда спасает память, возникающая, как благо, но только не для Анны. Память о ГЕЛИОПУТИ не в счёт, речь идёт о настоящем. Её "вчера" было таким же, как и "позавчера", а прошедшая неделя была такой же, как и предыдущая. Поток незапоминающихся лиц, глаз, жадно ждущих её внимания, доверительных и благодарных слов, которым нет места в её памяти, и нет сил, вырваться, уйти и забыться навсегда.

Она уже слабо понимала, зачем, собственно ей не дали спокойно умереть, когда пришло её время. Зачем славят её, как легенду. Что она такого сделала? А может, скорее наоборот, ей устроили вечную муку — муку жить, лишив её возможности двигаться, делать то, что хочется, говорить то, что хочется. Она растение! Где-то, минуя желудок и кишечник, поступает пища. Кто-то в момент небытия, приводит её в порядок. И люди, люди, люди, молящиеся на неё, как на икону.

Анна загрустила не на шутку. Света по-прежнему не было, но её глаза постепенно стали различать слабые тени и блики. Анна пригляделась, блики отбрасывало стекло, за которым она находилась. Подсознательно, она подняла руку и почувствовала его прохладную поверхность. Она подняла вторую руку, стекло отошло в сторону, и тут же над её головой вспыхнул красный огонёк. Подняв голову, она поняла, что это сигнализация, сейчас придут люди, но никто к ней не спешил. Она попробовала встать на ноги, но только неуклюже вывалилась из своего кресла наружу, за стеклянные створки. Всякие присоски, провода и трубочки с шипением оторвались от её костюма и остались болтаться в "шкафу".