Вольдемар Грилелави - Игла

Саша сидел на вертолетном колесе, когда на площадку пришел начальник участка Меньшиков. Он вразвалочку небрежно обошел вокруг вертолета, словно решил самолично удостовериться в готовности транспортного средства к полетам, постучал носком сапога по колесу, на котором и сидел Саша, и присел рядом со вторым пилотом, протягивая ему раскрытую пачку сигарет, великолепно помня, что он бросил курить. Саша давно понял, что начальнику надо нечто, несовпадающее с возможностями экипажа, и попросил не юлить, а сразу приступать к деловому разговору. Зачем, мол, такие предисловия.

— Говори правду и только правду. Как на исповеди перед самим господом богом.

— Да ну, зачем ты так сразу с подозрениями на криминал, — смутился Мельников такому откровению.

— Ну, так давай постепенно, раз тебя смущает скорая правда. Мы сейчас не торопимся.

— Понимаешь, сейчас подвезут небольшую железку. Ее срочно надо на тринадцатую буровую отправить. Авария у них, а на месте никак не справляются. Вот и решили на помощь отправить этот агрегат. Маленькая, килограммов на триста. Можно загружать?

— Можно, но если твои слова правдивы, и вес совпадает с твоей версией, а не с моими догадками.

— Нет, нет, точно, как я и сказал. Впятером грузили без крана. У меня же нет богатырей.

Из-под вертолета выполз Миша. На стоянках он всегда от жары прятался под фюзеляжем. На борту для этих целей он возил старое одеяло, которое и стелил под вертолетом, если время стоянки позволяло расслабиться и поваляться. Сейчас Миша хотел выяснить некоторые нюансы у начальника участка.

— Точно триста килограммов? — спросил он Мельникова, пронзая его пронзительным взглядом, выражая тем самым полное недоверие его словам.

— Обижаешь, Миша, разве я когда обманывал? — обиженно воскликнул начальник, на что Миша отреагировал своим традиционным и красноречивым:

— Хи-хи-хи! — давая точную оценку своего отношения к заверениям заказчика.

Буквально в прошлую командировку Мельников привез на площадку подозрительную пятидесятилитровую бутыль, чистосердечно заверяя, что в ней находится чистейшая дистиллированная вода.

— Чище не бывает, — стучал он кулаком в грудь и для большей убедительности опустил палец в бутыль и облизал его.

Ну не существует в природе более убедительных доказательств своей правоты. И все бы проскочило, если бы в спешке не опрокинули эту подлую посудину, и часть водички не выплеснулось на песок. Шипение и дымление опровергли такие явные убедительные доказательства, поскольку так себя могла повести лишь кислота, запрещенный для перевозок на воздушных судах груз. Картину позора и изгнания Мельникова с площадки пришли пронаблюдать почти все работники промышленной базы. А явились они на сумасшедше громкий крик и мат Гриши, обличающего начальника в подлых умыслах на покушение. Долго потом не подпускали его к вертолету и к самой площадке.

Вот и теперь с этой маленькой железкой история могла повториться. Ведь в его понятии, что вертолет, что трактор "Беларусь" — все едино. Грузи все подряд и сколько влезет. А все математические расчеты по максимально взлетному весу он считал Сашиными бреднями. Появление на горизонте из-за бархана автокрана с грузом на стреле еще больше усилили сомнения. Зачем же тогда понадобилось ему из-за такого легкого груза гонять мощный кран?

Шесть крупных грузчиков, а не слабеньких рабочих, о которых рассказывал Мельников, обступили железный предмет и громко кряхтели в диком танце вокруг него. Груз мертвой хваткой вцепился в песок и не желал подчиниться мускулам буровиков. Приказы и мат Мельникова желательных изменений в обстановку не вносили. Чем бы это кончилось, неизвестно. Возможно, сильное желание начальника участка любой ценой отправить нужный груз, и победило бы, если бы в это время не вернулся Гриша. Он успел пробежаться по всем складам промышленной базы, проверяя их содержимое и ругаясь со всеми кладовщиками, преследующих его по пятам и не позволяющих ничего ему без разрешения прихватить, и моментально изымая понравившийся предмет.

Злой и страшно рассерженный, да еще с пустыми руками, вернулся он на площадку и сходу вмешался в погрузку. После тщательного осмотра груза под слоем засохшей грязи он обнаружил бирку с четырьмя цифрами и двумя буквами "2100 кг".

Длительное молчание нарушил Миша:

— Хи-хи-хи!

Больше никто ничего не сказал. Только Саша крепко вцепился в Гришину руку, рвущуюся к физиономии Мельникова. Груз тем же краном и с того же места загрузили на машину и отправили на буровую. Сам Мельников ретировался в контору. Когда пришел главный инженер, Гриша пожаловался на противозаконные действия начальника участка. Он указал пальцем на многодетного Мишу, чьи дети чуть не остались сиротами, и малосемейного Сашу, фамилия которого могла так внезапно прерваться преступными деяниями некоторых беспечных и безответственных граждан. А его вдове пришлось бы вновь заниматься поисками мужа, на что Миша красноречиво повторил свое коронное: