Генри Каттнер - Шамбло

Техасец глубоко вздохнул и потер рукой лоб. "Нажрался ты, парень, вот и мерещится всякая чушь. Так что с сегиром пора завязывать. Прядь волос... Непонятная ярость... Облапал девку, затем отшвырнул. И все же, кто она такая? Симпатичная зверюшка, и над тем, что случилось, можно только посмеяться. Ха-ха-ха!"

Смех прозвучал несколько неуверенно.

- Смотри, в будущем без этих штучек, - голос Техасца Джо звенел праведным негодованием. - Я далеко не ангел, но всему должен быть предел.

Он подошел к своей кровати, вытащил из смятой кучи пару одеял и швырнул их в дальний угол комнаты.

- Ложись там.

Шамбло молча поднялась и начала стелить себе постель. Послушное, несправедливо обиженное животное.

В ту ночь Джо приснился странный сон, но, как иногда бывает, сознание не воспринимало, что все происходит во сне. Техасцу казалось, будто он проснулся в той же самой комнате среди ночного мрака. Что-то теплое и влажное, похожее на змею, обвилось вокруг шеи. Змея не сдавливала шею. Она лежала широкой свободной петлей, и от ее легких, ласкающих прикосновений по телу пробегали волны неистового восторга. Этот восторг был острее любого физического наслаждения... Вкрадчивая, влажная теплота, казалось, ласкала его душу. Внезапно в мозгу изможденного экстазом Джо набатным колоколом зазвучало: "Душу продавать нельзя!" А вслед за прозрением пришел ужас, переплавивший экстаз в нечто грозное, отвратительное, ненавистное и оттого еще более сладкое, мучительно-сладкое. Техасец попытался поднять руки к горлу, чтобы сорвать змею, но его попытка оказалась слабой, неискренней, потому что телесный восторг далеко превосходил душевное отвращение, а руки не хотели повиноваться разуму. Когда Джо удалось собрать в кулак всю силу воли, он обнаружил, что не может пошевелиться. Тело словно превратилось в каменную глыбу. Тошнотворное отвращение нарастало. Техасец упрямо боролся с кошмарным, цепенящим сном титаническая битва духа с плотью... Потом тьма сомкнулась, и Джо вернулся в спасительное забвение.

Проснулся он от яркого солнечного света и долго лежал без движения, пытаясь восстановить в памяти ночной кошмар. Этот сон удивительно походил на реальность; правда, детали ускользали, оставляя лишь общее впечатление чего-то ужасного и тошнотворно-сладкого. Услышав негромкий шорох, Техасец Джо сбросил ноги с кровати, сел, посмотрел в угол и с облегчением вздохнул. Девушка лежала, уютно свернувшись клубочком, и следила за ним немигающим взглядом зеленых глаз. Кошка, настоящая кошка, только вот хвоста не хватает.

- С добрым утром, - не очень приветливо пробурчал Джо. - Сон увидел чудной, чертовщина всякая... Есть хочешь?

Шамбло молча покачала головой. И снова странная ирония блеснула в ее глазах.

Он потянулся, широко зевнул... Незачем ломать голову над ночным кошмаром. Всему свое время, разберемся с делами, а там, как-нибудь на досуге...

- Что же мне с тобой делать? Ну, проживешь ты здесь день, два, а потом? Я не смогу взять тебя с собой. Где твой дом? Я отвезу тебя... конечно, если не очень далеко, скажи только куда.

Тот же серьезный немигающий взгляд, тот же отрицательный кивок.

- Не хочешь говорить? Ладно. Сиди тогда здесь, пока я не выпишусь из номера. А потом будешь решать свои проблемы сама, у меня других забот по горло.

Техасец нагнулся и подобрал разбросанную у стола одежду.

Через десять минут он завершил свой несложный туалет, пристегнул к бедру кобуру бластера и снова повернулся к девушке.

- Видишь на столе коробку? Там пищевые концентраты. Немного, но с голоду не помрешь, а вечером я принесу что-нибудь получше. И запрись, пожалуйста, как вчера.

Никакой реакции - ни слова, ни кивка. Джо сомневался, поняла ли его девушка, и облегченно вздохнул, услышав за спиной мягкий щелчок замка.

С каждым шагом по лестнице воспоминания о ночном кошмаре становились менее отчетливыми. К тому времени, как Техасец вышел на улицу, мысли о странной девушке и не менее странном сне отступили на второй план, заслоненные неотложными делами.

...Этими делами Джо и занимался до глубокой ночи. Случайный наблюдатель счел бы его праздношатающимся бездельником, однако в действительности все перемещения Джо по Лакдаролу определялись четкими, заранее поставленными целями.

Два часа он слонялся по космопорту, безразлично скользя глазами по прибывающим и отправляющимся кораблям, сонно разглядывая пассажиров, транспортеры и подаваемые к ним контейнеры. На контейнеры он смотрел особенно равнодушно - и особенно часто. Потом Техасец обошел все городские забегаловки - очевидно, стремясь попробовать все имеющиеся в них горячительные напитки. Он болтал о пустяках с представителями чуть ли не всех рас и миров, преимущественно на их родных языках. Ему сообщали сплетни и слухи о тысячах событий, важных и самых заурядных, приключившихся на той или иной из десятков планет. Джо стали известны и последний анекдот про венерианского императора, и последняя сводка с полей китайско-арийских сражений; он услышал последнюю песню Розы Робертсон "Алабамской розы", как называет свою любимицу мужская половина населения всех цивилизованных планет. В том числе китайцы и даже арийцы. В общем, Техасец провел этот день с немалой пользой и только поздно ночью, по пути к гостинице, вспомнил о темно-шоколадной зеленоглазой девице - даже не вспомнил, а позволил вернуться мыслям, временно загнанным в глубины подсознания.