- Я совсем не думала об Америке. Право.
- А надо думать. Поезжайте домой. Машину вам я уже вызвал. Завтра с утра пусть Бемс проделает все по моей программе... Отградуирует своим феноменальным обонянием наш дозиметр и индикаторы запаха.
- Спасибо. Так я бегу, а то в яслях заждались.
Глава четвертая
ТРЯПКА НА ПАЛКЕ
Аэлита подъехала к дому.
Велико же было ее изумление при виде Спартака в военной форме и Остапа, которого знала еще на Урале мальчуганом. Поодаль стоял Юрий Сергеевич, смотря умоляющим взглядом.
Брат и сестра обнялись. Юрий Сергеевич бросился к сыну:
- Хочешь, поиграем в казаки-разбойники?
- А что такое казаки? - спросил Алеша.
Остап занялся Бемсом. Знал он такое "воробьиное слово", что собаки понимали его и "за своего считали", как он сам говорил.
Бемс проделывал все команды, которые подавал Остап: садился, ложился, вскакивал, лаял, приносил брошенную палку.
Юрий Сергеевич тем временем тщетно пытался растолковать трехлетнему сыну как бяки-казаки разгоняли демонстрации революционно настроенных рабочих. Аэлита расспрашивала Спартака о планах на будущее. С Юрием Сергеевичем она поздоровалась лишь издали, кивком. Потом повела гостей в подъезд.
- Мы сейчас с Алешкой придем, - крикнул Юрий Сергеевич. - Так хочется побыть вместе.
"Надо же дать Спартаку минутку на подготовку почвы!" - подумал он.
- Мама! - протестующе закричал мальчик, но отец уже тащил Алешу за руку. И он подчинился только потому, что Бемс остался с ним.
- И ты еще не нашел свою Тамару? - спросила Аэлита, усевшись рядом с братом на тахту.
Остап рассматривал портреты поэтов и читал стихотворные строки под ними.
- Да нет! - ответил Спартак. - Прямо к тебе. Словно знал, не все у тебя в ажуре.
- Нет, почему же? Очень даже в ажуре. Право-право!
Аэлита старалась не смотреть на брата. Она думала о Николае Алексеевиче и о том, что далеко не все у нее как надо.
Время, проведенное в Западной Германии, в особой палате, где Николай Алексеевич был таким близким, понятным, казалось далеким сном.
В Москве он опять отдалился, отгороженный стеной научных интересов. И даже на концерты они больше не ходили. И Аэлита, как никогда раньше, чувствовала себя одинокой.
- Брось, сестренка, - сказал Спартак. - Хоть ты и старшая, а насквозь просвечиваешь. Неладно у тебя. Скажешь, не так?
- Ну так. Только ты не знаешь почему.
- Отчего же не знаю. Мне Юрий Сергеевич все рассказал. Я понимаю. Нелегкое это дело... И даже близким родственникам нечего тут нос свой совать, а все-таки...
- Что все-таки?
Спартак покосился на Остапа. Тот сразу засобирался:
- Пойду-ка я "выдам пенки". Заигрались наши детишки-то на улице в казаков-разбойников.
Когда он вышел, Аэлита закрыла лицо руками.
- Люблю я его! Честное слово! - прошептала она. - Сама не знаю как, но люблю.
- Ну что ж тут особенного? Столько лет прожили. Любовь, она остается.
- Да не Юрия я люблю, а другого! Пусть пожилого, но замечательного человека.
- Это которому сто два года?
- Юрий тебе так солгал? Не мог без этого! Как ты ему в состоянии хоть в чем-нибудь верить?
- Ты же верила. Как раз в мои годы.
- Верила! И теперь страдаю. Только тебе да папе могу сказать, как страдаю.
- А он, тот Мафусаил, что ли... Он, что? Не любит?
- Он никогда не говорил со мной о любви. И не нужно. Он слишком намного выше меня... во всем, во всем! Если бы ты знал, какой это человек!
- Да я тебе верю. Больше, чем себе.
- А ты и себе поверишь. Вы еще встретитесь!
Зазвучал звонок.
- Ну вот и ребятки с детплощадки, - сказал Спартак и пошел открывать.
Ворвались Алеша и Бемс, потом вошел Остап, широко ухмыляясь, а следом за ним бочком, совсем так, как его папаша Сергей Федорович, робко появился Юрий Сергеевич и встал у дверей. Куда делась его импозантность? Он даже сутулился, как отец.
- Ну и что? Наигрались? - спросил Спартак. - Так не в ту игру вы играли. Надо в пограничников. Остап, надевай шинель. Мы с тобой будем диверсантами, а Алеша - пограничник с собакой, служебной.
Мальчик захлопал в ладоши, глазенки его разгорелись.
- У нас все мигом, дело клёвое, - говорил Остап, застегивая шинель.
Алеша гордо взял Бемса на поводок и потянул к двери.
Юрий Сергеевич печально провожал взглядом уходивших.
- Чуткие люди, - обратился он к Аэлите. - Поняли, что нам нужно поговорить.
- О чем? - нахмурилась та.
- Я хотел бы показать тебе написанное мной письмо, которое избавит меня от дальнейших объяснений.
Читать дальше