Александр Казанцев - Модель грядущего (Купол надежды - 2)

- На человека походит, - повторила она упавшим голосом. - Спрыгнул, чтобы жить среди людей, детей завести. - И она заплакала.

Я не знал, что делать, как утешить ее, как доказать, что я человек, а не чужезвездное животное, лишь похожее на человека? За всю нашу жизнь, не всегда легкую, впервые я видел, чтобы она так плакала.

- Но ведь ты же не поверила, - говорил я ей, поглаживая ее вздрагивающие плечи.

Она замотала головой и всхлипнула:

- Помнишь, удивлялась, что ты все знаешь? Зачем учиться надо?

- А гуманоиду, думаешь, не надо? - неосторожно сказал я.

- Какой гуманоид? Почему гуманоид? - возмутилась она и снова заплакала.

- Я с ним сам поговорю, - пообещал я. - Заставлю отказаться от своих слов.

- Слово не олень, арканом не поймаешь.

- Он откажется от своей гипотезы, потому что она ни на чем не основана. Я сейчас же потребую у него по телефону свидания.

Мария утерла слезы:

- А инженеры? Чертить будут?

- Они поймут, что все это неумная шутка.

Мария сквозь слезы улыбнулась. А я кипел от негодования.

По телефону женский голос ответил мне, что профессор Ревич занят, готовится к свиданию с академиком Анисимовым.

- С Анисимовым? Это мне и надо! - воскликнул я, удивив секретаршу.

Ревич действительно приехал к академику, который задержался в Совете Министров.

Я встретил Ревича и решительно провел его в кабинет академика, словно он уполномочил меня на это... Но я был так взбешен, что плохо отдавал себе отчет в своих действиях.

- А, Алеха! - расплылся он в златозубой улыбке. - Когда неофашистам зададим перца?

- Кажется, я задам перца тебе, - пообещал я.

- В чем дело? - недоуменно поднял он брови, уселся на диван и закинул ногу на ногу.

Я поместился на стуле напротив:

- Как ты мог, Геннадий, говорить обо мне черт знает что?

- Алеха, прости, но это мое убеждение. Согласись, что ученый вправе высказывать научные гипотезы. Мы с тобой здесь одни. Давай начистоту.

- О какой чистоте тут можно говорить, если ты грязнишь меня, подрывая мой авторитет?

Ревич замахал руками:

- Ни боже мой! Не подрывал! Никак не подрывал, а умножил твой авторитет, возвысил тебя до уровня неведомого пришельца, призванного поднять нашу культуру и технологию.

- Какой пришелец? Прыжок с парашютом с горящего самолета - это что? Инопланетное вторжение?

- Тише, тише. Сопоставим факты. Самолета никто не видел. Над лесом промелькнуло огненное тело. Согласен? Кое-кто утверждал, что над огнем возвышалась кабина с иллюминаторами.

- Это и была кабина убитого пилота. А турель моя в хвосте была.

- Знаю, знаю твою версию. Но придется тебе примириться с тем, что ты раскрыт. Ничего предосудительного в твоей инопланетной миссии нет. Но люди теперь вправе рассчитывать на твое посредничество в установлении связи со сверхцивилизацией. И я горжусь, что дружил с одним из ее представителей, к каким кое-кто относит и великого Леонардо.

Я молчал. Гнев лишил меня дара речи. Ревич по-нному истолковал мое молчание и продолжал, упиваясь собственной логикой:

- А как все тонко было разыграно! Человек как человек! Только уменьшенные пропорции. А после войны оказался не помнящим родства.

- Потерять из-за фашистов всех близких - это не помнить родства? - с горечью воскликнул я.

- Тихо, тихо! Пиано-пианиссимо! Конечно, это неадекватно, но... удобно для прикрытия твоего инкогнито. Люди должны были принять тебя за своего. Широко поставленный научный эксперимент! Преклоняюсь перед вашей цивилизацией. Жениться на землянке и доказать, что ты можешь иметь от нее детей - это тоже запланированные этапы эксперимента. А твой фейерверк изобретений - это ваш щедрый дар нашей отсталой технологии, которая, быть может, вызывает у вас там - не знаю где - жалость или сочувствие. Да, сочувствие, потому что вы гуманны. Это я уяснил, размышляя над твоей жизнью. Не подумай, что я повредил тебе как руководителю проекта Ветроцентрали. Наоборот! Проектанты будут задыхаться от счастья, что выполняют чужепланетную, проверенную близ Альфы Центавра идею. Слово "гуманоид" они будут произносить с придыханием, преисполненные не только уважения, но и поклонения.

- Довольно, - оборвал я Генку Ревича. - Ты всегда был болтуном и останешься таким в любой научной мантии. Ты глуп, Генка, как многие подозревали в отряде. И не поумнел...

- Нет, почему же? Мои коллеги воздают мне должное. Даже твоя собственная дочь, работой которой я руковожу. Кстати, она мне всегда казалась неземной. Теперь я понимаю почему.