Александр Казанцев - Мост дружбы

Васю унесли. Андрей безучастно наблюдал, как возились два знакомых ему матроса, как болталась у Васи худая татуированная рука, когда его неловко вытаскивали в коридор, чтобы там положить на носилки.

Васину койку откинули к стене. В каюте стало просторно и пусто.

Пересилив себя, Аня вернулась к Андрею и снова не узнала его. Она решила быть около него до конца.

…Два дня Андрей молчал, ни разу не позвал Аню.

Аня не понимала, откуда у нее берутся силы. Она боялась уснуть, пропустить малейшее Андрюшино движение.

На третий день после смерти Васи, когда Аня дремала на своей табуретке, Андрей вдруг позвал ее:

— Аня!

Девушка подумала, что ей послышалось, но на всякий случаи нагнулась к больному:

— Андрюша, милый, ты звал меня?

Андрей помолчал, потом сказал:

— Да нет… уже не надо.

— Почему? Ну скажи, что ты хотел…

Андрей молчал.

— Что-нибудь важное?

Умирающий кивнул.

Аня стала на колени, наклонилась, ощущая виском худую щеку Андрея:

— Говори.

— Понимаешь, я теперь не о себе… не о нас… я о других думаю…

Ане было больно это слышать, но, нежно припав к Андрею, она боялась шевельнуться. И, верно, что-то живительное было в ее женском прикосновении. Андрей заговорил более связно:

— Особенно теперь жаль уходить, Аня. Я ведь такое придумал…

— О чем ты? О нашей тайне? Ну скажи! Об Америке? О плавающей трубе? — с чисто женской находчивостью стала выпытывать Аня.

— Разве ты уже знаешь? — как будто удивился он.

— Ты же сам мне рассказал в Беринговом проливе. Говорил про холод между нами и Америкой.

— Разве? — слабо прошептал Андрей, силясь что-то вспомнить.

— Ты еще хотел, чтобы я попросила совета у папы! — вдохновенно продолжала Аня.

— Да?

— Ну конечно! Папа очень серьезно к этому отнесся. Сказал, что это будущее человечества и выход из современного тяжелого для всех тупика.

Аня выдумывала, но чутьем, не рассудком, знала, что только так могла сейчас говорить тяжело больному Андрюше, только так могла вернуть ему интерес к жизни!

— Ты слышишь, Андрюша, милый! — тормошила она его.

И в Андрее произошла перемена, голос его окреп. Аня уже слышала его, не наклоняясь. Он говорил размеренно, словно рассуждая с самим собой:

— У людей нет иного выхода. Только выбор между двумя путями: или общей гибелью всего живого или… наведение мостов. Кто это сказал или я сам придумал? «Чтобы пропасти пропасть — Мост накроет злобы пасть».

— Это ты сам, сам придумал, Андрюша, — уверяла Аня, чувствуя, как у нее холодеют пальцы. Только умирающий юноша мог заговорить словами мудреца, даже поэта!

И вдруг, словно от поднесенного факела, у Ани возникла ее собственная идея. Как в фокусе, собрались ее непрестанные мысли о спасении Андрея и зажглись ярким, новым светом.

— Ты… ты… будешь жить! Ты сильный, — говорила она, сжимая его худые руки, — ты должен осуществить свой замысел!

— Кто-нибудь другой… Ведь надо много продумать.

— Нет! Не другой! Только ты! Ты можешь разработать все, ты будешь это делать! Сейчас же… вот здесь…

— Ну что ты! В постели?

— Ну конечно же!

И снова Аня рыдала на груди у Елены Антоновны.

— Девочка ты моя! — гладила ее русые волосы Барулина, милая, грузная женщина. — Ну как же я могу такое разрешить? Умирающему — и вдруг работать!…

— Вы ничего не понимаете, Елена Антоновна… Простите, пожалуйста, что я так сказала. Нет, вы просто не видели, как он преобразился, все это мне снова рассказывая. Это его последняя искра. Ее нужно раздуть… Вот увидите, он будет работать, думать… у него появится снова желание жить.

— Ты просто сумасшедшая, Аня. Тебе нужно отдохнуть. Я пожалуюсь Ивану Семеновичу.

— А я ему уже говорила. Он сказал, что это бред…

— Ну, вот видишь…

— Нет, это он про Андрюшу сказал… то есть про его замысел. Нет, просто ему трудно представить все. Ведь он, как никто другой, знает, сколько времени нужно плыть между континентами… А тут — поезда пролетают расстояние между СССР и Америкой за полтора-два часа… Вы только подумайте, Елена Антоновна!

— Но вот Иван Семенович — он ведь не только моряк, он и знающий инженер, — если он говорит…

— Так и он говорит, что Андрюше нужна зацепка за жизнь… А тут такая идея! Разве ради нее не стоит вернуться в жизнь?

Елена Антоновна улыбалась.

— Психотерапия… — начала сдаваться она. — Ну что ж, пусть думает — ведь ему никто не запрещает думать.

— Так ведь не только думать! Чертить надо…