Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны

Вестинг несомненно был тщеславным. Но он не направил свое тщеславие на то, чтобы не поддаться соблазну неохраняемой колонии молодняка. Напротив, тщеславие оно вело его туда. Решающий фактор на заднем фоне? Веккер сразу вывел его на чистую воду. А Бронстайн ворчливо добавил: «Такое же тщеславие как несколько лет назад на Марсе! В принципе, он в этом не виноват. Продукт своего общества».

Это могло быть сильно преувеличено, оценено в состояние аффекта, но ей казалось, что это было верно.

А Далберг? И он тоже казался…

— Внимание! — вдруг сказал Веккер, и сильнее сжал руку.

— Стоп! — прошипел Вестинг с другой стороны.

Теперь и Анне услышала звук. Он исходил из плоской гряды тумана, которая переместилась с подножья вулкана на равнину. Внешний микрофон передал странные звуки в наушники.

Чавканье и царапанье. Затем удар. Тонкое дребезжание. И снова чавканье. Казалось, словно тяжелый предмет тащили по льду, но не равномерно и прямолинейно, а толчками и зигзагами.

— Хотел бы я знать, что замышляют лисички.

Голос Вестинга звучал сдавленно.

— На всякий случай…, — пробурчал Бронстайн, — Анне, пока я отдаю приказы, идите на мои сани! Веккер, Вы придерживаетесь Вестинга! Ни шагу без моего позволения!

— Нам нужно разделиться, — предложил Веккер, — у меня самые длинные ноги и я мог бы…

— Там ничего! — Бронстайн пробормотал ругательство. — Туман движется прямо на нас.

Порыв ветра принес первые редкие испарения, едва Бронстайн закончил фразу. Далее последовала клубящаяся тягучая масса молочного цвета. В мгновение ока равнина превратилась в прачечную.

Чмоканье и царапанье тоже приближалось. Туман приглушил их на проглотил на какой-то миг совсем. Затем это прозвучало снова, четче, чем до этого в наушниках. Лисички, если они издавали звуки, могли находиться в шестидесяти-семидесяти шагах от них.

Бронстайн лихорадочно раздумывал. Было ли целесообразно сдаваться лисичкам в тумане? Поручиться за него — чудненько. Но почти с завязанными глазами? Он был убежден в том, что обитатели спутника не думали о мести. Но у них однажды был негативный опыт, и они будут критично рассматривать его и его товарищей. Следовательно необходимо было уверенное, корректное, вызывающее доверие появление. Это было едва возможно в тумане. Более того: Туман способствовал недоразумениям. Как легко можно было истолковать неправильно жест, какой-нибудь шаг.

Следовало ли ему протрубить отступление? Бронстайн покачал головой. Предвидеть, сколько продержится туман, было тяжело. И у Далберга больше не было много времени.

— Сплотить ряды! Каждый следит за своим соседом! Цепочкой на источник звуков!

Они еще не прошли и двадцати метров, как из тумана возник серый бесформенный силуэт. Он шатался, растянулся по земле, поднялся…

Анне воскликнула. «Далберг!»

Он стоял там, широко расставив ноги, так сильно наклонив верхнюю часть туловища с системой жизнеобеспечения, что руки почти касались льда. Пролетели два, три вздоха. Казалось, он не видел их. Прежде, чем они добрались до него, он с разбегу споткнулся о Вестинга, снова нырнул в туман.

Он заметил их только тогда, когда они добежали до него и окружили. Он кряхтя свалился на руки Бронстайна.

— Кислород!

Его голос был едва слышен, рация очевидно была неисправна.

Немного позднее, когда он, обеспеченный кислородом, лежал на санях, он объяснил жестом, что что-то хотел сказать. Бронстайн склонился над ним.

— Немного ранен, но лисички тут не причем… Не верил, что они меня освободят, когда они вывели меня из гор на равнину… Вырвался и сорвался…

Он закрыл глаза и заснул.

— Амортизатор?

— Обледенение устранено.

— Двигатели в килевой части?

— Готовы.

— Топливные насосы на корме?

— Холостой ход.

Бронстайн следил за подготовкой к старту вполуха. Она была всецело в руках Далберга, и пилот проводил ее с той же осторожностью и точностью, которые он постоянно доказывал на борту. Странный человек. Вступал в контакт с лисичками даже не подумав о примитивных моральных норм поведения и был даже склонен к насилию, но в обращении с техническим оборудованием, аппаратурой и индикаторами он был сама корректность.

Бронстайн прислонился к главному компьютеру, направив взгляд на вулканы, которые торчали из тумана словно сахарные головы, от которых отломили кусок. С наступлением нового лунного дня — это было теперь сорок восемь часов назад — завеса тумана все еще постоянно уплотнялась. Словно он хотел укрыть и предать забвению, что произошло в роковую ночь.