Анатолий Мельников - Происшествие на острове Мэн (сборник)

Хотя Мэтью уже давно караулил доктора Ширера, тот возник в приемной как-то внезапно. Ширер знал, что его дожидается репортер самой известной и влиятельной в стране газеты и потому сразу сделал ему призывный знак рукой. Мэтью не заставил себя приглашать дважды и последовал за доктором в кабинет, где без церемоний бросился в кресло.

— Физическую идентичность экипажа можно считать доказанной, — без предисловий начал Ширер. — Все важнейшие органы на месте, их функции в норме. Проверка велась самыми совершенными методами. Международный консилиум признал, что отклонения имеются только в функциях головного мозга…

— Какие отклонения? — встрепенулся Мэтью.

— Успокойтесь, — сказал Ширер тоном, каким врачи обычно разговаривают с трудными пациентами. — И не будоражьте нервы своих читателей. У экипажа «Саймака» отмечена повышенная активность головного мозга. Иногда, правда, наступают периоды необъяснимого резкого спада, и тогда оба астронавта как бы погружаются в летаргический сон. Одновременно отмечен повышенный коэффициент интеллектуального уровня.

— Вот! — возбужденно проговорил Мэтью. — Это ли не сенсация?

— Само возвращение «Саймака» сенсационно, — сказал Ширер, бросая взгляд на табло электронных часов, — но я бы хотел избежать ненужных преувеличений в сообщениях информационных агентств…

— Что могло повлиять на психическое состояние экипажа? — спросил Мэтью.

— Документов о полете нет, как вам известно, — отвечал Ширер. — Сами они ссылаются на потерю памяти. Это самая большая загадка, которую пока мы не можем отгадать. Вот тут вам дается полная свобода… Фантазируйте сколько угодно!

Благодаря доктора уже на ходу, Мэтью поспешил к телефонному аппарату в приемной. Ширер проводил его насмешливым взглядом. Как только за репортером закрылась дверь, Ширер набрал номер помощника премьер-министра.

Тур очнулся, как от толчка. Каюту заливал мягкий, успокаивающий свет. Он лежал на полу, но ему не было жестко. Стена при прикосновении оказалась мягкой и теплой. Боковым зрением он увидел Кларенс, распростертую рядом, с закрытыми глазами. На бедре у нее белел широкий бандаж.

— Какой одинокой, какой сирой я себя чувствую! — воскликнула Кларенс, когда Ширер ушел. Похоже, она готова была расплакаться.

Тур ничего не ответил. Для него разговор с психиатром был нелегким: лишь со стороны могло показаться, будто они обменивались малозначительными репликами. От командира «Клиффорда Саймака» он потребовал немалого напряжения.

— Я тебя понимаю, — сказал наконец Тур, стремясь положить конец гнетущему молчанию. — Тебе хочется рассказать им все, чтобы облегчить душу, вновь обрести взаимный контакт…

— У меня такое чувство, будто мы вовсе не возвращались! — взорвалась Кларенс. — Я часто повторяю: «На Земле прекрасно!» Но это не приближает меня к людям, пока… мы не…

На глазах у нее показались слезы.

— Люди могут превратно понять то, что с нами произошло, — возразил Тур. — Потому-то мы и пошли на эти странные игры с доктором Ширером.

Он сделал ударение на двух последних словах.

— Мы и сами многого не знаем, — дрожащим от слез голосом проговорила Кларенс. — Что было с нами и кораблем после неожиданного падения на Европу? Наша память сохранила лишь отрывочные воспоминания. Вероятно, мы были близки к гибели.

— Вероятно… А может, даже погибли, но они нас… воскресили? — почти шепотом произнес Тур. У него был такой вид, будто он удивился своей догадке. — Мы помним только те моменты, когда у нас были проблески сознания. Во всяком случае, я вскоре заподозрил, что их вмешательство в функции моего организма было основательным… Нет, я чувствовал себя необыкновенно хорошо. Голова была ясная, настроение приподнятое, даже чуть восторженное, как в юности. Я давно уже не испытывал ощущения такой легкости во всем теле…

— Ты мне ничего об этом не рассказывал.

— В условиях Хоуп мне трудно было прийти к окончательному выводу: на искусственной планете многое происходит не так, как на Земле. В конце концов я разобрался в их способе отсчета времени. Их хитроумные хронометры требуют специальных навыков. Но это не главное: для человека время всегда субъективно. К счастью, на «Саймаке» были квантовые часы, и только там, уже на обратном пути, я убедился, какая разительная перемена во мне произошла.

— Ты имеешь в виду мироощущение?

— Я начал думать по-другому.

— Как это?

— У тебя хорошо развито чувство времени? — спросил Тур. — То есть ты можешь, не пользуясь часами, приблизительно сказать, сколько минут они отсчитали?