Стивен Кинг: Иногда они возвращаются

- Я тоже, - буркнул Джим.

Симмонс покивал:

- А вы покажите им, что с вами шутки плохи, они и подожмут хвост... хотя бы ради своих спортивных занятий.

Но ничего не изменилось: этот последний час был как заноза в теле.

Самой большой проблемой седьмого часа был здоровый увалень Чип Освей. В начале декабря, в короткий промежуток между футболом и баскетболом (Освей и тут и там был нарасхват), Джим поймал его со шпаргалкой и выставил из класса.

- Если ты меня завалишь, мы тебя, сукин сын, из под земли достанем! - разорялся Освей в полутемном коридоре. Понял, нет?

- Иди-иди, - ответил Джим. - Побереги горло.

- Мы тебя, ублюдок, достанем!

Джим вернулся в класс. Детки смотрели на него так, словно ничего не произошло. Ему же казалось, что он в каком-то нереальном мире, и это ощущение возникло у него не впервые... не впервые...

Мы тебя, ублюдок, достанем!

Он вынул из стола журнал успеваемости и аккуратно вписал неуд против фамилии Чипа Освея.

В эту ночь он увидел старый сон.

Сон, как медленная пытка. Чтобы успеть все хорошо разглядеть и прочувствовать. Особую изощренность этому сну придавало то, что развязка надвигалась неотвратимо и Джим ничего не мог поделать - как человек, пристегнутый ремнем, летящий вместе со своей машиной в пропасть.

Во сне ему было девять, а его брату Уэйну двенадцать. Они шли по Брод-стрит в Стратфорде, Коннектикут, держа путь в городскую библиотеку. Джим на два дня просрочил книжки и должен был выудить из копилки четыре цента, чтобы уплатить штраф. Время было летнее, каникулярное. Пахло срезанной травой. Из распахнутого окна доносилась трансляция бейсбольного матча: "Янки" выигрывали у "Ред сокс" 6:0 в последней игре одной восьмой финала, Тед Уильямс, бэтсмен, приготовился к удару... А здесь надвигались сумерки, и тень от здания Барретс Компани медленно тянулась к противоположному тротуару.

За рынком пролегала железнодорожная колея, под ней тоннель. У выхода из тоннеля, на пятачке возле бездействующей бензоколонки, околачивалась местная шпана парни в кожаных куртках и простроченных джинсах. Джим многое бы отдал, чтобы не встречаться с ними, не слышать оскорбительных насмешек, не спасаться бегством, как уже случилось однажды. Но Уэйн не соглашался идти кружным путем, чтобы не показать себя трусом.

Во сне тоннель угрожающе надвигался, и девятилетнему Джиму казалось, будто в горле у него начинает бить крыльями испуганный черный дрозд. Все вдруг стало таким отчетливым: мигающая неоновая реклама на здании Барретс Компани, налет ржавчины на траве, шлак вперемешку с битым стеклом на железнодорожном полотне, лопнувший велосипедный обод в кювете.

Он готов был в сотый раз отговаривать Уэйна. Да, шпаны сейчас не видно, но она наверняка прячется под лестницей. Эх, да что там! Говори не говори, брата не переубедишь, это рождало чувство собственной беспомощности.

Вот они уже под насыпью, от стены тоннеля отлепляются две или три тени, и долговязый белобрысый тип с короткой стрижкой и сломанным носом швыряет Уэйна на выпачканный сажей шлакоблок со словами:

- Гони монету.

- Пусти, - говорит брат.

Джим хочет убежать, но толстяк с зализанными черными волосами подталкивает его к брату. Левый глаз у толстяка дергается.

- Ну что, шкет, - обращается он к Джиму, - сколько там у тебя в кармане?

- Ч-четыре цента.

- Врешь, щенок.

Уэйн пробует высвободиться, и на помощь белобрысому приходит парень с шевелюрой какого-то дикого оранжевого цвета. А в это время тип с дергающимся веком ни с того ни с сего дает Джиму в зубы. Джим чувствует внезапную тяжесть в мочевом пузыре, и в следующую секунду передок его джинсов начинает быстро темнеть.

- Гляди, Винни, обмочился!

Уэйн отчаянно изворачивается, и ему почти удается вырваться из клещей, тогда еще один тип в черных дерюжных брюках и белой футболке пригвождает его к прежнему месту. У типа на подбородке родинка, похожая на спелую землянику. Тут горловина путепровода начинает содрогаться. Металлическим поручням передается мощная вибрация. Приближается состав.

Кто-то выбивает книжки из рук Джима, а меченый, с красной родинкой, отшвыривает их носком ботинка в кювет. Неожиданно Уэйн бьет дерганого ногой в пах, и тот взвывает от боли.

- Винни, сейчас этот слиняет!

Дерганый что-то орет благим матом про свои разбитые погремушки, но его вопли уже тонут в нарастающем грохоте поезда. Когда состав проносится над их головами, кажется, что в мире нет других звуков.