Такие парни, как мой брат Бобби, рождаются раз в два или три поколения - например, Леонардо да Винчи, Ньютон, Эйнштейн, может быть, еще Эдисон. У них одна общая особенность: словно стрелки компаса, они долгое время бесцельно мечутся, пока не найдут Северный полюс, а найдя, устремляются к нему с сокрушительной силой. Прежде чем это произойдет, эти парни не раз влипают во всякое дерьмо, и Бобби не составлял исключения. Когда ему было восемь, а мне пятнадцать, он зашел в мою комнату и сообщил, что изобрел самолет. К тому времени я достаточно хорошо знал Бобби, поэтому сказал: "Чушь" и вытолкал его взашей. Затем пошел в гараж, где на красной детской коляске покоилось его чудовищное фанерное сооружеяие. Оно немного напоминало истребитель, только крылья были загнуты вперед, а не назад. В середине он прикрепил болтами седло от игрушечной лошадки. Сбоку торчал рычаг. Мотора не было. Бобби заявил, что это планер. Он хотел, чтобы я столкнул его с Карриган-хилл -самого крутого холма в парке Граигга в Вашингтоне.- Там есть цементированная дорожка, где прогуливаются старички. "Она,- пояснил Бобби,- будет служить взлетной полосой". - Бобби,- заметил я,- эти крылышки полагается загнуть назад. - Нет,- возразил он.- Надо именно так. По телеку в "Мире дикой природы" показывали ястребов. Они пикируют на жертву, а при подъеме держат крылья кверху. Там двойной шарнир, видишь? При этом подъемная сила больше. - Так почему же военные не строят такие самолеты? - спросил я, понятия не имея, что и американские, и русские военные уже разрабатывают именно такие истребители - с передним наклоном крыла. Бобби пожал плечами. Он не знал, и его это не волновало. Мы пошли на Карриган-хилл, он уселся на седло от лошадки и взялся за рычаг. - Подтолкни меня хорошенько,- приказал он. В глазах у него плясали эти дьявольские огоньки, которые я так хорошо знал,- они периодически появлялись у него чуть ли не с колыбели. Но, клянусь Богом, никогда я не подтолкнул бы его по цементированной дорожке, если бы верил, что эта штука действительно полетит. Но я не верил и потому постарался толкнуть как следует. Он понесся по склону, вопя, словно ковбой, который только что отогнал гурт и теперь направляется в город выпить пивка. Одной старушке пришлось отскочить в сторону, и он чуть не врезался в маразматика, стоявшего опершись на палку. На середине склона он потянул ручку, и я с расширенными от ужаса и восхищения глазами наблюдал, как его фанерный самолетик отделяется от коляски. Сначала он только парил в нескольких сантиметрах над ней, и какое-то время создавалось впечатление, что он сядет обратно. Тут налетел порыв ветра, и аппарат Бобби оторвался от земли, будто привязанный невидимым тросом. Коляска скатилась по дорожке куда-то в кусты. Внезапно Бобби оказался в трех метрах над землей, затем в пяти, а там и в двадцати. С веселыми возгласами он кружил над парком Гранта на самолете с задранными кверху крыльями. Я бежал за ним, кричал, чтобы он спускался, передо мной с чудовищной ясностью проносились картины, как он сваливается с этого дурацкого седла от лошадки и разбивается о дерево или об одну из многочисленных статуй в парке. Я не представлял себе похороны брата; я на них присутствовал. - Бобби! - орал я.- Спускайся! - И-и-и-и-и-и! - вопил в ответ Бобби; голос его едва долетал, но был исполнен восторга. Изумленные шахматисты, метатели колец, читатели, влюбленные и бегуны замирали на месте, задрав головы. - Бобби, на этой чертовой штуке нет привязного ремня! - взывал я. Впервые, насколько помнится, я употребил нецензурное слово. - У-у-у-у меня все в по-о-о...- он вопил во весь голос, но я с ужасом сообразил, что ничем не могу ему помочь. Я с причитаниями понесся по Карриган-хилл. Понятия не имею, что я кричал, но охрип так, что на следующий день мог разговаривать только шепотом. Точно помню, что промчался мимо молодого парня в аккуратной тройке, стоявшего возле памятника Элеоноре Рузвельт у подножия холма. Он взглянул на меня и небрежно произнес: "Слушай, друг, у меня крыша поехала после травки". Помню, как эта странная бесформенная тень парила над зеленой чашей парка, задирая нос кверху, когда пролетала над скамейками, мусорными урнами и вытянутыми лицами зевак. Помню, как я гонялся за ней. Помню, как исказилось лицо матери и как она разрыдалась, когда я сказал ей, что самолет Бобби, который по идее никак не мог летать, перевернуло резким порывом ветра, и Бобби закончил свою короткую, но блестящую карьеру, размазанный вдоль всей Д-стрит.
Читать дальше