Аркадий Фидлер - На суше и на море [1971]

— Полагаю экспедицию нашу неизмеримо удачливее, ежели направлена она была бы в иные широты… Холодно-с, господа!

Разговоры в кают-компании оборвались. Офицеры замерли, настороженно глядя на командира и на его помощника. Кому на транспорте «Байкал» не известна была страстная одержимость Невельского, утверждающего, что между материком и островом Сахалин неминуемо должно быть водное пространство. Да и только ли на «Байкале»? Во всяком случае любой из команды знал, что даже самое крохотное сомнение по поводу пользы и необходимости этой экспедиции воспринимается капитан-лейтенантом Невельским с какой-то особой болезненностью, как большая обида…

Фон Лютце стучал пальцами и, прикрыв веками глаза, чуть покачивался, словно в задумчивости. Потом, видимо, воцарившаяся в кают-компании тишина насторожила его. Он перестал раскачиваться, напрягся. И встретился взглядом с командиром.

— Продолжайте, Эдуард Венедиктович, — тихо сказал Невельской. Лейтенант чуть растерянно вильнул глазами, но тут же его лицо вновь обрело всегдашнее надменное выражение.

— Мое мнение, Геннадий Иванович, вам известно пре-достаточно-с… Хоть и в общих чертах только. Не смею поэтому утруждать…

— Да нет, отчего же… Прошу вас, продолжайте. Итак, ваше мнение…

— В таком часе извольте-с. Тем паче, что и не мое это мнение, а известного ныне всему свету Лаперуза, а также уважаемого, полагаю, вами Крузенштерна… Уверен, что знания их и авторитет превыше любых досужих суждений. Да и светлейший…

— Достаточно, — твердо произнес Невельской и встал. Вспыхнула и заискрилась золотая канитель эполета на его плече — лампа под подволоком покачивалась и бросала желтые блики на стол, лица офицеров, переборки…

— Достаточно, господин лейтенант. Однако хочу сказать вам, нет и не может быть на свете непререкаемых суждений, а отказ от постижения истины возможен лишь для людей бессердечных и к славе отечества равнодушных. Известно, что весьма почитаемый мной адмирал Крузенштерн таким недостатком не страдал. Вы все свободны, господа!

— Позвольте, позвольте! — заклекотал фон Лютце, — я, кажется, понял ваш намек! Столь предерзостно о светлейшем князе!..

Но командир уже покинул кают-компанию.

…Сейчас, ожидая, когда будет доложено о том, что шлюпка на воде, Невельской мерял шагами узкую шканечную площадку. Да, его сиятельство начальник Главного морского штаба отнюдь не собирался проникаться доверием к планам молодого капитан-лейтенанта. Есть ли пролив, отделяющий Сахалин от материка, или он не существует, на этот счет давно имеется определенное мнение. И на всех географических картах значится узкий перешеек, связывающий северо-западную оконечность острова с верхней кромкой берега в устье Амура. Лишь после седьмого представления в Главный штаб записки с проектом исследования и поисков пролива упрямому до дерзости капитан-лейтенанту была вручена инструкция: «…осмотреть юго-восточный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены или усмотрены прежними мореплавателями».

И только.

Внизу взвизгнул и заскрежетал блок. И тотчас же послышался хлесткий удар о воду. Раскатилась замысловатая ругань, и Невельскому на миг показалось, что сиплый, с пропитой хрипотцой голос боцмана застрял у него в ушах. Невельской поморщился, шагнул к балюстраде, ограждающей шканцы, перегнулся через планшир.

Бледный до синевы, вытянув руки вдоль парусиновых брюк, возле фальшборта стоял матрос. На лице его словно не было рта — так крепко были стиснуты губы. Возле макроса, подпрыгивая, размахивая кулаками, сыпал бранью Соцман. А рядом статуеобразный лейтенант фон Лютце, вздергивая угловатыми плечами, наотмашь хлестал матроса ладонью по щекам. Матрос откидывался всем корпусом назад, и голова его моталась под размеренными ударами, как тряпичная.

— Господин лейтенант! — раздельно и громко сказал Невельской.

Фон Лютце обернулся рывком, убрал с лица гримасу брезгливости.

— Зта свинья, господин капитан-лейтенант, упустил лопарь [1] Лопарь — ходовой конец троса, основанного между блоками талей, т. е. тот конец, за который тянут трос. — Прим. ред. талей…

— Но шлюпка цела?

— Так точно, вашскородь! — заорал боцман, подбрасывая руку к шапке. И, тут же обернувшись к матросу, налился кровью:

— У-у, не нашего бога идол! Искалечу!

— Отставить, боцман, — бросил командир и неторопливо начал спускаться на палубу, ощущая под ладонью влагу отсыревшего в охотских туманах планширного дерева.