Стивен Кинг - Тёмная башня - 2 (Дверь между мирами)

Эдди не знал, что собирается заговорить - что у него есть, что сказать, - но, тем не менее, услышал свой голос: "Ты кто - привидение?"

- Пока нет, - прохрипел человек с револьверами. - Бес-трава. Кокаин. Или как ты его называешь. Снимай рубаху.

- У тебя руки... - Эдди их увидел. Руки человека, выглядевшего, как какой-то нелепый стрелок, какого можно увидеть только в самом паршивом вестерне, были испещрены яркими, зловещими багровыми полосами. Эдди отлично знал, что это за полосы. Они означали заражение крови. Они означали, что дьявол не просто дышит тебе в задницу, а уже ползет по канализационным трубам, которые ведут к твоему насосу.

- Отъебись от моих рук, понял? - сказало ему бледное видение. Снимай рубаху и отцепляй эти штуки!

Эдди слышал шум волн; слышал тоскливый вой ветра, не ведающего преград; видел этого умирающего безумца, а кроме него - только запустение; но позади себя он слышал негромкие голоса пассажиров, выходящих из самолета, и непрерывный глухой стук.

- Мистер Дийн! - "Этот голос - в другом мире", - подумал он. Не то, чтобы он в этом сомневался; он просто старался вбить это себе в голову, как вбивают гвоздь в толстый кусок красного дерева. - Вам все-таки придется...

- Можешь оставить это здесь, заберешь потом, - прохрипел стрелок. - О боги, неужели ты не понимаешь, что здесь я должен разговаривать? А это больно! И времени же нет, болван!

Были люди, которых Эдди убил бы за такое слово... но он подумал, что убить этого человека ему будет не так-то просто, хотя вид у него такой, словно убийство, возможно, пошло бы ему на пользу.

Однако в этих голубых глазах он ощущал истину; их лихорадочный блеск делал ненужными все вопросы.

Эдди начал расстегивать рубашку. Первым его порывом было просто сорвать ее, как сделал Кларк Кент, когда Лоис Лэйн привязали к рельсам или к чему-то такому, но в реальной жизни это никуда не годилось: рано или поздно пришлось бы объяснять, почему столько пуговиц оторвано. Так что он стал расстегивать их, а стук позади него продолжался.

Он рывком вытащил рубашку из джинсов, стащил ее и бросил на песок, открыв обмотавшую грудь клейкую ленту. Он был похож на человека на окончательном этапе выздоровления после тяжелого перелома ребер.

Он бросил быстрый взгляд назад и увидел открытую дверь... ее нижний край прочертил на сером песке веерообразный след, когда кто-то - надо полагать, этот умирающий - ее открыл. Сквозь проем двери Эдди был виден туалет первого класса, раковина, зеркало... а в нем - его собственное лицо, полное отчаяния, черные волосы, упавшие на лоб, на зеленовато-карие глаза. На заднем плане он увидел стрелка, берег и парящих над ним морских птиц, которые галдели и дрались неизвестно над чем.

Эдди теребил ленту, не зная, как начать, как найти свободный конец, и его охватила растерянность и безнадежность. Так, наверное, чувствует себя олень или кролик, когда до половины перейдет шоссе и повернет голову - и оцепенеет в безжалостном ослепительном свете приближающихся фар.

Уильяму Уилсону, человеку, чье имя прославил По, понадобилось двадцать минут, чтобы обмотать его липучкой. Чтобы открыть дверь в туалет первого класса, им понадобится пять минут, самое большое - семь.

- Мне не снять это говно, - сказал он человеку, который, шатаясь, стоял перед ним. - Я не знаю, кто ты и где я, но я тебе говорю - ленты слишком много, а времени слишком мало.

Когда капитан Макдоналд, раздосадованный тем, что 3-А не реагирует на его слова, начал колотить в дверь, Дийр, второй пилот, посоветовал ему бросить это дело.

- Да куда он денется? - спросил Дийр. - Что он может сделать? В унитаз сам себя спустить? Крупноват он для этого.

- Но если он везет... - начал Макдоналд.

Дийр, который сам не раз и не два нюхал кокаин, сказал:

- Если везет, то везет много. Ему от него не избавиться.

- Отключить воду, - вдруг резко приказал Макдоналд.

- Уже, - ответил штурман (который тоже любил при случае понюхать только не табак). - Но не думаю, чтобы это имело значение. Можно растворить в бачке столько, сколько войдет, но сделать, чтобы его там не оказалось, невозможно.

Они столпились у двери туалета, на которой издевательски светилась надпись ЗАНЯТО; все говорили вполголоса. "Ребята из УБН [Управление по борьбе с наркобизнесом] сольют из бачков воду, возьмут пробу - и малый спекся".

- Он всегда сможет сказать, что кто-то заходил до него и скинул эту штуку, - возразил Макдоналд. Голос у него становился все более раздраженным. Ему хотелось не разговаривать об этом, а что-то с этим делать, принимать какие-то меры, хотя он отчетливо сознавал, что пассажиры все еще выходят гуськом, и многие с особенным любопытством поглядывают на пилотов и стюардесс, собравшихся у двери туалета. Экипаж, со своей стороны, отчетливо сознавал, что какие-либо слишком откровенные, открытые действия могут разбудить страшный призрак террориста, который в наше время таится в глубине сознания каждого авиапассажира. Макдоналд знал, что его штурман и бортинженер правы, знал, что наркотик, скорее всего, упакован в пластиковые пакеты, на которых остались отпечатки пальцев этого говнюка, и все равно он слышал, как у него в мозгу звучит сигнал тревоги. Что-то у него внутри кричало: "Жулик! Жулик!", словно этот малый из кресла 3-А был пароходным шулером и держал наготове полный рукав тузов.