Сергей Лукьяненко: Eurocon 2008. Убить Чужого

– Не знаю.

– Пластик?

Я молча помотал головой. Ну откуда я знаю, в самом деле? Не трогал же я его.

– Хорошо, Роман, что было дальше?

– Я точно не помню. Ну… завязалась беседа. Мы уже поняли, что это не шутка, а что-то непонятное. Отвечал он очень быстро. Говорил поначалу отрывистыми фразами. Спросил пару раз голосом Юрика «Чё за фигня?». Спросил женским голосом «Как вас представить?». Ну, мы назвали имена, а дальше пошло легче.

– Насколько быстро он говорил?

– Слова произносил медленно и разборчиво. А вот отвечал моментально, не задумываясь. Говорил все увереннее и точнее… Ну, словно десять словарей успевал пролистать между фразами. Стал обращаться к каждому по имени и вел одновременно несколько разговоров, я не успевал следить, что он говорит остальным.

– Как же вы узнавали, к кому он обращается?

– Не знаю… – растерялся я. – Как-то узнавали, он то по имени называл, то интонацией показывал…

Толстяк в погонах снова что-то пометил в блокноте.

– О чем он спрашивал? О чем рассказывал?

– Сказал, что он космический пришелец.

– Это он так сказал – «космический пришелец»? Или вы его так назвали?

– Он. Я, говорит, космический пришелец. Прилетел на нашу планету из далекого космоса. Потом спрашивал всякие глупости.

– Что именно?

– Меня спрашивал, сколько мне лет, есть ли у меня дети, кем работаю и доволен ли работой.

– Он рассказывал, откуда прилетел?

– Из далекого космоса. Больше ничего не говорил.

– А что собирается делать, рассказывал?

– Нет. – Я помотал головой. – Он вообще не рассказывал, он спрашивал. В какой-то момент спросил, что имеет смысл посмотреть в Москве. Но я не думаю, что он всерьез туда собирался.

– Почему? – спросила женщина.

– Ну… – Я задумался. – Это было похоже на урок языка, как туристов учат. Типа, расскажите о достопримечательностях. Я как-то не представляю, чтобы эта коробка всерьез собралась ходить по музеям…

– Ясно. Какие еще были вопросы?

– Ну, сначала вопросы были простые, потом все сложнее. Все вместе длилось минут десять, не больше. Он спрашивал, что такое сон. Как снятся сны и что ты чувствуешь. Может ли человек не спать вообще, что будет с ним из-за этого. Потом спросил, какой смысл игры в бильярд. Я рассказал. А потом – спросил, что такое чувство юмора. Я не смог ему ответить, что такое чувство юмора. Тогда он прекратил со мной разговаривать и спросил у остальных, что такое чувство юмора. Ну, мы попытались объяснить, типа, это когда неожиданный ход, когда абсурдная ситуация, когда смешной ответ, когда смешно, короче. Он опять: что такое смешно? Если над кем-то подшутили, выходит, его обманули, подшутить – это смешно? Лидка говорит: смешно – это вроде щекотки, только когда не щекотят. Он сказал: спасибо, всего доброго. И стал двигаться в лес.

– Всего доброго или до встречи, до свидания? Или прощайте?

Я покачал головой.

– Про новую встречу он ничего не говорил. Но и «прощайте» тоже не произнес. Он уже к тому моменту отлично владел языком.

– Хорошо. Он пополз в лес. Как он двигался?

– Просто как коробка. Полз. Плавно. Словно коробку на шнуре тянули, только шнура не было. Мы за ним. Он быстрее. Мы бегом. И вышли к этому его черному конусу. Он в нем исчез, и всё. А я достал наладонник и начал щелкать конус со всех сторон, пока Юра не сказал, что тут может быть радиация. Тогда мы ушли.

– Его, то есть коробку эту, вы сфотографировать не догадались, только сам корабль?

– Нет, он нас как-то разговором отвлек… Знаешь, когда собеседник без паузы с тобой говорит, такое ощущение, будто ты на скорость отвечаешь… Подумал, ответил, не успел вздохнуть, а он тебе бац – и новый вопрос. Надо было, конечно, фотку сделать, но я не догадался. И не думал, что он так быстро уйдет.

– Как он ушел в свой черный конус? Там люк открылся или что?

– Мы не заметили. Может, поднырнул как-нибудь. Там трава высокая, да и двигался он быстро, мы отстали.

– Последний вопрос: сколько времени прошло между грохотом в лесу и появлением коробки?

Я задумался.

– Трудно сказать. Не десять минут, а побольше. Но и не час. Минут тридцать, наверно.

Женщина кивнула. Бородач в халате по-школьному вытянул руку и козлиным голосом произнес:

– У меня два вопроса. Во-первых, откуда известно, что пришелец один?

Я пожал плечами.

– Мы говорили с коробкой. Может, это не пришелец и не скафандр, а просто выносной микрофон. Но коробка называла себя «Я». И в мужском роде. Типа «я прилетел».