Артур Кларк - Большая глубина

Однако голос не унимался.Теперь он звучал не дружески-наставительно; Франклин улавливал грубые, даже оскорбительные ноты, ему отдавали приказы так, как прежде с ним никто не смел говорить кстати, почему?. Снова и снова все более настойчиво повторялись одни и те же слова, ему упорно втолковывали, как действовать, и, наконец, он тупо подчинился. Отвечать не было сил, Франклин только всплакнул от обиды. Никогда в жизни его так не называли, да ему вообще редко доводилось слышать слова, подобные тем, которые звучали в наушниках. Кто это позволяет себе такую наглость?..

– Не туда, болван чертов, сэр! Влево… Влево! Вот так… теперь вперед – не останавливайся? А, черт, опять спит. Проснись… Вылезай оттуда скорей, а то как дам по башке! Вот так, умница… совсем немного осталось… еще несколько футов…

И так далее в том же духе, причем были выражения куда покрепче.

Вдруг Франклин с удивлением обнаружил, что его больше не окружает скрученное железо. Он медленно шел в чистой воде. Впрочем, он плыл недолго – металлические пальцы не очень-то ласково подхватили его и понесли в ревущую ночь.

Издалека донеслись четыре отрывистых приглушенных взрыва. Что-то подсказало Франклину, что он отвечает за два из них. Но ему не пришлось увидеть короткого и драматического зрелища, когда в ста футах под ним сработали радиодетонаторы и огромная вышка развалилась надвое. Секция, которая придавила подводную лодку была слишком тяжела, бочки с воздухом все еще не могли ее поднять, но теперь макушка перевесила, исполинские качели соскользнули в сторону и рухнули на дно.

Освобожденная от оков лодка направилась вверх, ускоряя ход. Она прошла совсем близко от Франклина, он даже ощутил ток воды, но был слишком ошеломлен, чтобы понять, что это означает. Он еще сражался с туманом, который окутал его мозг. На глубине около восьмисот футов Франклин вдруг начал реагировать на ядовитые наказы Хенсона и даже, к великому облегчению, коммандера, заговорил с ним таким же языком. Вплоть до отметки семьсот футов он лихо сквернословил, потом окончательно пришел в себя и смущенно запнулся. Только сейчас до него дошло, что задача выполнена и спасаемые уже намного его обогнали, идя к поверхности.

Франклину нельзя было всплывать так быстро. На глубине трехсот футов его ожидала декомпрессионная камера; в ней ему предстояло без особых удобств лететь в Брисбен и ждать восемнадцать долгих часов, пока ткани не отдадут растворившийся в них избыточный газ.

И когда, наконец, врачи отпустили его на волю, разумеется, было поздно изымать магнитофонную ленту, которая обошла кабинеты Отдела китов. Для всего мира Франклин был героем, но зазнайство ему не грозило, ведь он знал, что все его подчиненные с упоением слушали, как непочтительно коммандер Хенсон увещевал их начальника.

Поднимаясь по трапу в аппарат, из которого ему меньше чем через полчаса предстояло впервые увидеть, как пропадает вдали земной шар;

Питер ни разу не оглянулся. Франклин понимал, почему его сын упорно глядит прямо перед собой: восемнадцатилетние парни считают, что стыдно плакать на людях. Впрочем, то же самое можно сказать и о пожилых начальниках отделов…

Энн была свободна от таких предрассудков и, как ни старалась Индра ее унять, плакала навзрыд. Только когда люк корабля закрылся и все заглушила сирена получасовой готовности, рыдание перешло в прерывистое всхлипывание. Передвижные барьеры стали теснить толпу провожающих-друзей и родных, кинооператоров и представителей Комитета по делам космоса.

Держа жену и дочь за руки, Франклин дал увлечь себя человеческому потоку. Какая смесь надежд и тревог, радостей и печалей окружала его сейчас! Он попытался вспомнить, что чувствовал, когда сам первый раз выходил в космос. Это была одна из величайших минут его жизни, и, однако, все забыто, стерто тридцатью годами полнокровной жизни.

Теперь вот Питер ступил на путь, по которому когда-то следовал его отец. Пусть тебе повезет среди звезд больше; чем мне, сынок… Если бы можно было перенестись в Порт-Ловелл, когда Айрин будет встречать юношу, который мог быть ее сыном! Как-то Рой и Руперт примут своего сводного брата? Наверно, обрадуются ему; Питер не будет на Марсе таким одиноким, каким когда-то чувствовал себя младший лейтенант Уолтер Франклин.

В полном молчании истекали последние долгие минуты. Питер, конечно, уже увлечен всем тем волнующим и необычным, что будет окружать его целую неделю, горечь расставания забыта. И кто его упрекнет за то, что все его мысли – о новой жизни, которая сулит столько неизведанных переживаний…