Андрей Шукшин - Последний путь

Их кормили синтетическим мясом и таким же хлебом, давали немного чистой воды и сигарет. В конце недели распорядитель раздавал зарплату. 20 юд за неделю работы. Весьма неплохо для бедного "негражданина" Союза.

Антону выдали старый защитный костюм, в котором поработало уже, по крайней мере, человек двадцать. Он был грязным и вонючим, но других не имелось.

- Ничего, - сказал ему худощавый распорядитель, - поработаешь - привыкнешь. Как влитой будет, вот увидишь. А все те сводки новостей, в которых говорится, что здесь выдают самую лучшую и надежную защиту, да еще и таблетки от радиации в придачу - не больше чем дерьмо собачье. Уж ты мне поверь.

8

После девятичасового рабочего дня, без обедов и перерывов на перекур, в усталь умаявшийся Антон, ничего не хотел делать. Даже есть. Хотелось только спать, ноги подкашивались от усталости - после бесконечного и, как казалось ему, бессмысленного перетаскивания мусора с места на место.

Мышцы одеревенели и не желали слушаться. В горле першило и свербело, как после отравления. И болели глаза, будто неделю провел, уставившись в телевизор.

Антон поспешил отыскать себе место для ночлега, пока все места не заняли другие. Но ничего свободного, более-менее пригодного для сна не нашлось. Все вагоны, предназначенные для жилья работникам, поставленные по периметру в подобие жилых бараков, были набиты до отказа: люди спали на кроватях, на полу, даже на стульях, сидя и прихрапывая.

Пришлось искать место на улице, в какой-нибудь металлической коробке, в которой ночью чувствуешь себя как в свинцовом гробу. Он шел по опустевшему лагерю быстро, ибо было опасно попадаться в чьи-то бандитские лапы, готовые тебе руки вырвать, лишь бы найти чего-нибудь дорогостоящее или съедобное.

В воздухе пахло ядовитыми испарениями.

Внезапно Антон услышал шепот за спиной:

- За мной! Быстро! И ни звука, - в спину ткнулось что-то твердое.

"Пистолет?" - мелькнуло в голове.

Ему скрутили руки и утащили во тьму. Дальше от лагеря рабочих, дальше от огня ночных костров.

Антона вели недолго, но завели достаточно далеко от лагеря. Чьи-то цепкие руки прочно зажали его руки в тиски, и не было смысла сопротивляться, сил совсем не осталось.

Его подвели к почти целому грузовому контейнеру, откуда доносились голоса двух людей.

Вдруг руки его освободили, и знакомый голос сказал:

- Вот ты и вернулся, Антон.

- Толян! - Антон кинулся обниматься к другу.

- Да тише ты, тише. Ребра мне поломаешь. - Смеялся Анатолий.

- Зачем так то встречать? - искренне удивлялся Антон. - Я даже немного испугался.

- Да брось! Испугался ты - ага! Кто-кто, но только не ты.

Тут из контейнера вышли еще двое друзей, вероятно услышав громкий разговор. Красавица Настя Лыкова и Лев Паков.

Они тоже обнялись, поцеловались.

- Как ты, Антон? Что нового? - спросила Настя.

- Пойдемте, зайдем для начала в наш уютный "дом" - Лев показал на контейнер.

- Конечно, пошли Антон. Я так соскучилась, - сказала Настя, обнимая Антона.

Они втиснулись сквозь тесную щель в просторный контейнер, где пахло хлором и стерильностью. Бывший грязный вагон для перевозки отходов стал чистым пристанищем для троих друзей. Здесь уместились четыре кровати (одна также для Антона), поставленные вдоль стен и небольшой шкафчик, на котором горела керосиновая лампа, коптя черным дымом железный потолок.

Друзья уселись друг против друга.

При свете огня Антон вновь оглядел своих друзей, с которыми не виделся больше года.

Анатолий Гребенкин ничуть не изменился - высокий, здоровый, красивый. На его голове все также озорно росла кудрявая шевелюра волос. Глаза светились радостью и грустью, непонятной грустью.

Лев Паков - тоже ни капли не изменился, остался таким же сутулым и худощавым с круглыми очками на носу и задумчивым взглядом.

А вот Настя Лыкова изменилась. Стала еще красивее. Тело налилось силой и зрелостью. Красотой от нее так и веяло. Только озорные глаза да веселая улыбка остались прежними.

- Как мы соскучились, Антон! - радостно говорила Настя, вновь принимаясь обнимать его.

- Я тоже.

- Давайте о деле, - прервал Анатолий.

- Толя! Человек только с задания вернулся, как ты опять о деле, - возмутилась Настя.

- Ничего, ничего. Наше дело правое, - согласился с Анатолием Антон, высвобождаясь из нежных объятий. - Тем более у меня есть новости, требующие незамедлительных действий.

Антон прекрасно знал, что Анатолий любил Настю, да ее все любили, такую нельзя было не любить. Любил сильно и поэтому еще сильнее ревновал. Особенно к Антону, а тому не хотелось портить отношений с друзьями, поэтому он решил уйти от ненужных нежностей и ласк. Как говорил Валерий Сухов - погибший на в неравном бою сопротивленец, лучший из себе подобных: "Наше дело война, а на войне слез и смеха быть не должно, как и любви и нежности. Должен быть лишь холодный разум, способный подавлять чувства, которые мешают нашему правому делу революции!".