Роберт Говард - Проклятие моря

Они были самыми отъявленными скандалистами и хвастунами, горлопанами и выпивохами Фэррингтауна, Джон Калрек и его закадычный друг-приятель Канул Лживые Губы. Сколько раз я, парень со взъерошенными волосами, тайком проскальзывал в дверь таверны и забивался в уголок послушать их перебранки и моряцкие разухабистые песни, красочные истории и жаркие споры, одновременно побаиваясь этих отчаянных бродяг и восхищаясь ими. Да что там, весь народ Фэрингтауна глазел на них со страхом и восхищением, ведь они были не такие, как все, не довольствовались мелкой торговлишкой на берегу или жалким плесканьем среди отмелей и скал, похожих на акульи зубы. Нет уж, никаких тебе яликов-лодочек! Они уходили в далекие плавания, бывали в таких краях, о которых никто из наших и слыхом не слыхивал. На огромных, величественных морских кораблях отправлялись они вместе с пенистым отливом храбро сражаться с грозным серым океаном, достигая самых что ни на есть экзотических стран. И когда эта экзотическая пара возвращалась в Фэринг, который, даром что именовался городом, был простой рыбацкой деревушкой на побережье, там наставали горячие деньки. Сопровождаемый следующим за ним по пятам Канулом Джон Калрек важно спускался по сходням - в насквозь просоленной морской робе, на широком кожаном ремне остро отточенный кинжал - снисходительно здоровался со знакомыми, лапал попадавшихся под руку девок и, горланя какую-нибудь полуприличную моряцкую песню, направлялся вверх по улице к таверне. Вокруг двоих героев роем вились всякие лентяи и висельники, подхалимничая и хохоча с готовностью над самой скверной шуткой. Для завсегдатаев таверны, бездельников и пьяниц, эти парни с их разухабистым враньем и грубыми выходками выглядели доблестными рыцарями, едва ли не полубогами, лишь по счастливой случайности сошедшими к ним с небес в обличьи из плоти и крови.

И если сказать, что все их любили, было бы неправдой, то уж боялись-то все без исключения. Настолько, что, когда бывал избит мужчина или оскорблена женщина, деревенские лишь недовольно ворчали - но ничего не предпринимали. Вот и в этот раз, когда Джон Калрек обесчестил племянницу Молл Фэррелл, никто не отважился даже на словах осудить его.

Молл никогда не была замужем и не имела семьи, кроме этой девушки, вместе с которой жила очень уединенно в небольшом домишке на берегу моря, - так близко к воде, что пенистые волны прилива порой докатывались почти до самых дверей. Люди считали старую Молл кем-то вроде ведьмы, - это была мрачного и несколько зловещего вида худая пожилая женщина, нелюдимая и неразговорчивая, зарабатывающая себе на хлеб собиранием съедобных моллюсков и выброшенного морем на берег плавника. Джон Калрек давно обхаживал ее племянницу, но девушка, миленькая, но пустая и немного придурковатая маленькая штучка, не поддавалась на его комплименты и увещевания...

Помню, был холодный день с пронизывающим до костей восточным ветром, когда старая женщина объявилась на улицах деревни, пронзительно вопя об исчезновении девушки. Люди бросились искать ее на берегу и среди удаленных от моря голых каменистых холмов, все, кроме Джона Калрека и его дружка, которые сидели себе в таверне, играли в карты и кости. А вдалеке, за мелководьем, вздыхало о чем-то, шумело, не смолкая, громадное серое чудовище под стальным небом.

И в неверном призрачном свете занимающегося рассвета девочка Молл Фэррелл возвратилась домой. Волна принесла ее к самой двери и нежно положила на влажный песок. Мраморно-белой была ее кожа, руки сложены на застывшей груди, лицо дышало странным спокойствием и умиротворенностью. Серо-голубые струйки бежали вдоль стройных ног.

Глаза Молл Фэррелл превратились в камни. Безмолвно, как статуя, стояла она над телом мертвой девочки, но тут из таверны приплелись, пошатываясь, Джон Калрек и Канул. Оба были пьяны - в руках их и теперь были кувшины с вином - и люди покорно расступились перед теми, кого в душе считали виновниками несчастья.

- Черт возьми! - пьяно заорал Джон Калрек. - Глянь-ка, Лживые Губы, а девка-то утопилась!

Канул осклабился, уродливо скривив тонкие губы. Он давно ненавидел Молл Фэррелл, ведь именно она дала ему такое прозвище - «Лживые Губы». Покачиваясь на неверных ногах, Джон поднял свой кувшин и провозгласил: