Задача, долго привлекавшая внимание ученых и разрешенная наконец профессором Филлипсом, формулировалась так: «Почему внутреннее тепло Луны прорвалось только в определенных районах – будущих морях, – оставив возвышенности нетронутыми?»
Недра планеты разогреваются радиоактивностью. Профессор Филлипс сделал совершенно естественное предположение, что под морями должны находиться богатые залежи урана и сопутствующих элементов. В результате сложной игры приливных течений, бушевавших в расплавленной сердцевине Луны, они распределились неравномерно, сконцентрировались в отдельных местах, а затем, за миллионы лет радиоактивности, расплавили под собой кору. Так образовались моря.
За два столетия люди обследовали Луну при помощи всех вообразимых и невообразимых измерительных приборов. Они сотрясали ее недра искусственными сейсмическими толчками, прощупывали их электрическими и магнитными полями. Благодаря этим наблюдениям профессор Филлипс мог подкрепить свою теорию весьма серьезными расчетами.
Глубоко под морями находились огромные отложения урана. Сам по себе этот элемент не имел уже такого жизненно важного значения, как в двадцатом и двадцать первом веках – старомодные ядерные реакторы давно уступили место термоядерным. Однако там, где есть уран, обязательно найдутся и другие металлы.
Профессор Филлипс был абсолютно уверен, что его теория не получит никакого практического применения. Как он неоднократно подчеркивал, все эти богатства находятся на такой глубине, что вопрос об их добыче не то что бы отпадает, а даже и не стоит. До них не меньше сотни километров, а давление на таких глубинах настолько велико, что самый прочный из металлов потечет там как жидкость, так что любая шахта или скважина затянется за доли секунды.
А ведь жаль. Все эти манящие сокровища, заключал профессор Филлипс, навсегда останутся недосягаемы для людей, которые остро в них нуждаются.
Ученый, кисло думал Садлер, мог бы и не делать таких скоропалительных выводов. Недалек день, когда профессор Филлипс очень удивится.
Садлер лежал на койке, не разуваясь, и старался думать только о прошедшей неделе. Никак не верилось, что он прибыл сюда с Земли всего восемь дней (земных, каких же еще) назад, но висевшие на стене часы подтверждали – да, в дневнике нет никаких пропусков и ошибок. А если не верить ни одному из этих свидетелей, можно подняться на поверхность, в какой-нибудь из наблюдательных куполов, и справиться по неподвижно застывшей в небе Земле, только-только начинающей идти на ущерб. В день его прибытия на Луну она была как раз в первой четверти.
Несмотря на полночный (по лунному, естественно, времени) час, Море Дождей было залито светом. Nova Draconis, ставшая уже ярчайшей звездой в истории, бросала вызов полной Земле. Даже Садлер, обычно считавший всякие небесные происшествия слишком далекими и безличными, чтобы затрагивать чувства, выходил время от времени «наверх», полюбоваться неожиданной гостьей – да не гостьей скорее, а захватчицей – северного неба. Что это – фейерверк или погребальный костер миров много более древних и мудрых, чем Земля? Было странно, что такое грандиозное, внушающее благоговейный трепет событие точно совпало по времени с кризисом человечества. Обычное совпадение, не более того – хотя Nova Draconis и относится к близким звездам, все равно сообщение о ее смерти отправлено уже два тысячелетия назад. Только очень суеверный и беспредельно геоцентричный человек мог бы вообразить, будто такое событие спланировано заранее, в предостережение землянам. А что оно должно было сказать обитателям других планет, вращающихся вокруг других солнц, в чьих небесах сверхновая сверкала с той же, что у нас, или даже большей яркостью?
Садлер сделал над собой усилие, выкинул все эти праздные мысли из головы и начал думать о деле. О деле. Так что же еще не сделано? Он посетил каждый из отделов Обсерватории, встретился со всеми ее руководителями, за исключением директора. Профессор Маклорин должен был вернуться со дня на день, а пока что его отсутствие только упрощало задачу Садлера. Все сотрудники Обсерватории в один голос утверждали, что с возвращением шефа жизнь перестанет быть такой свободной и беззаботной, как сейчас, все будет делаться согласно Установленному Порядку. К Установленному Порядку Садлеру было не привыкать, однако это не значит, что он ему нравился.
Висящий над кроватью динамик негромко загудел. Закинув вверх ногу, Садлер ткнул носком сандалии в кнопку; теперь это удавалось ему с первой попытки, однако неглубокие царапины, испещрявшие стену, свидетельствовали о долгом и многотрудном пути к такому мастерству.
Читать дальше