Михаил Кликин - Соглядатаи

Было многолюдно. На перронах, у касс, в зале ожидания толпились люди, галдели, махали руками, потели. Прокладывая себе путь, надрывно взрыкивали перегруженные жадные носильщики. Люди в форме, с кобурами на ремне и с пищащими рациями просили предъявить документы и требовали денег. Таксисты, словно проститутки выстроившись вдоль стен, говорили что-то завлекательное проходящим мимо людям. Неразборчиво громко хрипел репродуктор. В тихих уголках, устроив себе звериные гнездышки, свернувшись клубком, безмятежно дремали завшивленные бомжи. А эти стояли в самом центре волнующегося людского моря - две серые скалы - и никто их не замечал. Только я.

Жена легко спрыгнула на перрон, нырнула под мой зонт, повесила на меня тяжелую сумку и осторожно поцеловала - я был небрит и запущен. А от нее пахло летом - горячим сеном, пылью, цветами и рекой.

- Ну что за погода, - сказала жена.

- Осень, - ответил я.

- А у мамы тепло. Солнышко светит. Бабье лето.

- Это все они, - сказал я и осекся.

- Кто?

- Демократы, - сказал я и деланно засмеялся.

Она серьезно посмотрела на меня.

- Что-то не так?

- Нет, все нормально. Просто я без тебя одичал.

- Дикарь! - Она прижалась ко мне, и я невольно обернулся на серых людей.

Их не было.

Возможно, они испугались жены, подумал я тогда. Ее аромата. Частички бабьего лета, что привезла она с собой в маминой сумке.

Люди осени действительно боялись лета.

Но кроме них были еще люди зимы...

- Хочу домой, - сказала она.

- Как мама? - спросил я в такси.

- Болеет. Но чувствует себя хорошо.

- А я здоров. Но чувствую себя... - я хмыкнул и заметил в зеркале, как усмехнулся водитель, пряча глаза под козырьком бесформенной кепки.

Серое такси бежало по улицам города, и вода шарахалась из-под колес.

Третьей моей ошибкой стало то, что я все - почти все - ей рассказал.

Я не собирался этого делать, не хотел пугать ее, да и знал, какая реакция последует. Но бывают моменты, когда невозможно промолчать. Когда к тебе прижимается самый родной человек, шепчет что-то совершенно ненужное, но такое приятное, ласково касаясь губами мочки уха, и ты не можешь не поделиться...

- Ты сошел с ума, - сказала она и зажала себе рот.

- Это было бы слишком просто, - ответил я.

- Тебе надо отдохнуть, - сказала она и чуть отодвинулась. - Ты много работаешь.

- Я не работаю уже вторую неделю.

- Почему?

- Врач мне посоветовал отдохнуть. Я взял отпуск.

- Врач? Ты был у врача?

- Да.

- У какого?

- У онколога.

Она отодвинулась еще дальше. Села на кровати, серьезно разглядывая меня. Загорелые неприкрытые груди укоряюще качнулись, когда она помотала головой.

- Ты меня пугаешь.

В неярком свете ночника ее кожа выглядела совсем серой.

- Ладно, - потянулся я к ней. - Перестань. Это все глупости. И что я несу? Совсем тут без тебя одичал...

У нее был вкус лета.

Дождь стучал по зонту, требуя чтоб его впустили.

- Я скоро приеду, - сказала она. - Через четыре дня.

- Зачем? Не надо жертв, отдыхай.

- Боюсь, если приеду позже, то не узнаю тебя.

- Все нормально. Со мной все хорошо.

- Я бы не уезжала, но мама будет ждать. Я обещала...

- Конечно.

- Почему ты не хочешь поехать со мной?

- У меня дела.

- Какие? Ты же не работаешь. Ты в отпуске.

- Надо повидать всех старых знакомых. Я так давно у них не был.

- У тебя появилась любовница? - она улыбнулась.

- И не одна, - ответил я.

- И что же будет со мной?

Я не успел ответить. Дородная проводница, стоящая возле двери вагона, вмешалась в разговор:

- Пора, - у нее был грубый голос. - Отправляемся, девушка.

- Пока, - сказала мне жена и поцеловала в щеку.

Сегодня она пахла городом - косметикой, хлоркой и металлом...

Поезд тронулся. Я помахал в заплаканное окно. Кто-то помахал мне в ответ. Она ли?..

Повернувшись, я увидел серых.

Теперь их было пятеро. Двое стояли возле милицейской будки, двое других застыли изваяниями у вокзальных часов. Еще один стоял в дверях вокзала, людям приходилось огибать его, но никто не высказывал недовольства - они не замечали серого человека, заслонившего дорогу.

Когда я проходил мимо тех, что стояли под часами, горло мне сдавил болезненный спазм.

Я сплюнул им под ноги кровавую слизь.

Они усмехнулись.

Они откуда-то знали, что я все - почти все - рассказал жене.

Ночью я вдруг очнулся и какое-то время лежал, напряженно таращась в непроглядную темь и пытаясь понять, что же меня разбудило.

Потом скрипнула половица. Кто-то - и я знал кто - стоял в двух шагах от кровати, невидимый в темноте...

Читать дальше