А Кобринский - Катастрофа

- Понимаешь, - замолчал, голова вскинулась: поправив грелку, прислушался в комнате скрипели пружины, - Лиза, не забывай, что у меня мигрень, - крикнул и, обращаясь к двойнику, продолжал, - понимаешь, недавно я стал сомневаться в значимости того, что мною сделано. Я писал сложные вещи с разработанным сюжетом - это были не рассужденческие произведения, а конкретные: я рисовал. Каждое слово писалось не с бухты-барахты - оно было обдумано, но два месяца тому назад мне пришло в голову проделать эксперимент: я написал стихи без предварительной подготовки - наспех! Прочитал их одному знакомому понравились, другому - тоже понравились, прочитал третьему - говорит: "Лучше, чем ты писал раньше!" Но я то знаю, что лучше - я на то, чтобы знать это, годы потратил. И все же сомневаюсь. Проклятый эксперимент! А вдруг они правы, а вдруг, - хозяин наклонился к двойнику и шепотом спросил, - окно, это не окно, стекло - не стекло?.. Слова для меня, - продолжал он, - утратили связь с обозначаемыми понятиями. А что касается морфологии, то я даже за словом "мама" в словарь лезу, потому что забываю как оно пишется - с удвоенным "м" или с одним, - хозяин замолчал и печальным взглядом открытого глаза осмотрел знакомую до мельчайших подробностей кухню.

Полочки для посуды, устаревшие стулья, тряпка, поварежка, хлебница обычные предметы домашнего обихода, но разделенные на два лагеря: одни приобрели характер хозяина, другие - хозяйки. Столик - костлявый, приземистый, с туго закрывающимися дверцами, стоящий на кривых - изогнутых, как у кавалериста, ножках: он подражал своему хозяину и был похож на него. Кран был медным - имел профиль жены, Только лампочка на 45 ватт никому не принадлежала - обоим светила одинаково.

- Я могу примирить результаты твоего эксперимента с тем, что ты писал раньше, - сказал двойник. - Признавая в Пушкине только вершины - "Бориса Годунова", "Полтаву", "Евгения Онегина" (у Есенина этими вершинами для тебя были "Черный человек" и "Пугачев", у Блока - "Двенадцать", у Маяковского "Облако в штанах") - так вот, признавая эти вершины, ты смотрел на них как на аналоги. У тебя не было промежуточной стадии в творчестве, не было движения от подножия к вершине. Вернее не так - движение было, но ты сказал себе: "Буду честным, войду в литературу только так. Мозговые мозоли, которые я набил при восхождении - путь к совершенству несовершенен и поэтому права на существование не имеет". Не потому ли в твоем творчестве нет...

- Евсей, мне нужна кухня, - крикнула Лиза, придав своему голосу интонацию враждебной кротости: войти без разрешения она боялась - кухня была для мужа излюбленным местом философского размышления.

- Можешь подождать пару минут?! - выкрикнул хозяин, постучав кулаком по тонкой перегородке. -Продолжай, - сказал он обращаясь к двойнику.

- В твоем творчество отсутствует кострубатость, присущая движению - нет случайности. Ты каждую фразу математическим расчетом на вечность проверяешь, а это еще ни у кого из смертных не получалось. Знания у тебя большие, но пользы от них мало. Они загромождают твой мозг, вырабатывая в нем яд - этому помогает и раздвоение, причину которого ты лучше меня знаешь. Ну что ты без меня? спросил и, не дождавшись ответа, добавил, - ядовитое насекомое!

- Подлец! - выдавил сквозь зубы хозяин, забыв о том, что двойнику положено знать все: давно - еще на последнем курсе университета он почувствовал на щеках какие-то уплотнения. Он водил по ним языком, открывал рот и часами рассматривал перед зеркалом ротовую полость - уплотнения росли (это были защечные мешки - точно такие, какие бывают у грызунов). Первые дни думал, что это рак, но в онкологическую клинику обращаться боялся - догадывался, что тут что-то другое. Выдержка оказалась не напрасной. Уплотнения росли все медленнее и медленнее. Через два года рост прекратился. Появление защечных мешков было единственное в своем роде приспособление организма к яду - он в них накапливался. -Подлец! - повторил хозяин, - как ты связываешь оскорбление, которое я только что услышал, с примирением.

- С каким примерением? - спросило отражение у отражения, ибо иногда их мышление многоератно передаваясь от одного к другому, теряло свои ясные очертания.

- Того, что я написал сейчас, с тем, что я писал раньше, - ответило одно из них, считавшее себя хозяином (себя собой!) и с улыбкой посмотрело на своего собеседника:

- То, что ты называешь оскорблением, всего лишь к слову пришлось. А примирение действительно есть - оно у тебя от творческого бессилия. Не уговаривай себя, что ты экспериментировал ради шутки. Ты потому к подножию спустился, что у тебя на вершине ничего не получалось. Здесь, у подножия, ты позволил себе раскрепоститься - писать без аналогов... Да! - знакомые твои, пожалуй, правы - новые стихи написаны лучше.