Владимир Колин: Лнага

Внезапно вокруг воцарилась тишина, словно джунгли затаили дыхание.

Через мгновение послышался какой-то шум. Я посветил фонариком в ту сторону, откуда он раздался, и в пятне света возник Джим. Что-то случилось. Это я понял сразу.

- Не будь дураком, Верной, - сказал он.

- По-моему, я сбился с дороги.

Он стоял по ту сторону упавшего дерева.

- Развалины там.

И он показал рукой вправо.

Я зашлепал сапогами по воде. Странно, насколько меня успокоило одно его присутствие - я даже мог теперь говорить о развалинах с безразличным видом, словно речь шла о каких-то абстрактных проблемах.

- Откуда ты знаешь?

Он не ответил и только протянул мне руку, чтобы помочь перешагнуть через ствол дерева, лежавшего поперек болотца. Я ухватился за нее, и вдруг что-то со страшной силой потянуло меня вперед. Через секунду Джим прижал меня к груди так, что я не мог пошевельнуться, и начал набивать мне рот какой-то дрянью-она была липкой, тягучей, жгучей и все-таки пахла цветами.

- Я не эгоист, - сказал он. - Я оставил кусочек и для тебя.

Он прижал ладонь к моему рту. Этот проклятый кусочек сатанинского гриба обжег мне язык и небо. Но как я ни старался, мне не удавалось его выплюнуть.

Когда я попытался вытолкнуть его языком, Джим сильно ударил меня по затылку. Я подпрыгнул и невольно проглотил ту гадость, которой он набил мой рот. Джим выпустил меня и отодвинулся.

- Не будь идиотом, Верной, - повторил он. - Без лпаги мы в джунглях погибли бы. Ни один хищник ни за что не тронет человека, съевшего лнагу.

- Охотно верю! Эти хищники немножко поумнее, чем некоторые выпускники Гарварда...

Мне предстояло умереть от яда, и я прекрасно понимал, что сделать уже ничего нельзя. Я говорил с безнадежной покорностью судьбе, дрожа всем телом.

- Погаси фонарик, выпускник Гарварда.

- Еще чего?

- А еще не будь таким умным.

Мне было теперь все равно. Я погасил фонарик.

- Ну как?

Я пожал плечами.

- Яд начинает действовать. Я чувствую, как покалывает в губах.

- Твои идеи никогда не отличались многообразием. Наоборот, они скорее были навязчивыми, - воскликнул Джим. - Ты так дорожишь своей жизнью?

Покалывание быстро распространялось. Оно поднялось на щеки, спустилось на подбородок. Я чувствовал, как оно захватывает глаза, веки, лоб, шею.

Джим ждал.

И хотя за мгновение до этого мрак был абсолютным, словно в закрытом шкафу, я обнаружил, что постепенно начинаю видеть. Нет, дело было не в том, что мои глаза привыкли к темноте. Она по-прежнему была совершенно непроницаемой. Но теперь я отчетливо различал все, на что падал мой взгляд. Я видел деревья, видел Джима.

- Ну как, начинаешь прозревать? - спросил он.

И тут я вспомнил, что он нашел меня без фонарика.

У нас был на двоих только один фонарик, и я унес его с собой. Но теперь я мог больше не упрекать себя за то, что оставил Джима в темноте.

- Да, правда, я вижу.

- Ну и прекрасно. Тогда - вперед!

Я действительно видел все лучше и лучше. Джим уверенным шагом двинулся в том направлении, которое указал мне еще раньше, и я последовал за ним.

- А музыку ты тоже слышишь? - спросил я его.

Уже несколько секунд я различал непрерывный тихий звук, похожий на вздох органа, низкий и глубокий, а теперь за ним слышались какие-то другие звуки, мягкие переливающиеся аккорды, словно невидимые пальцы касались струн арфы.

- Остановись на минутку, - сказал Джим.

Мы оба остановились.

Теперь я не слышал больше ничего, кроме органа.

- Это зеленый цвет джунглей.

Его слова не показались мне странными - я сразу понял, что зеленый цвет превратился в звук. Странным было только спокойное равнодушие, с каким я вспомнил, что отравлен. Впрочем, об этом я больше не думал: если мысль о том, что я проглотил кусок пурпурного гриба, иногда и приходила мне в голову, то лишь как простая констатация факта - с таким же равнодушием мы, заметив кочку, поднимаем ногу повыше, чтобы не споткнуться. Конечно, я знал, что гриб был... Но это тоже уже пе казалось таким важным, как вначале.

- Пошли, - скомандовал Джим.

И снова аккорды арфы. Мне уже не нужно было объяснять, что я слышу цвет моих сапог - их я, естественно, видел, когда смотрел под ноги.

- Ну?

- Да, это мои сапоги.

- Ты прогрессируешь, Верной. А развалины?

- Что - развалины?

Он умолк и продолжал идти впереди меня. Подняв глаза и посмотрев поверх его головы сквозь массу листвы, из который вырывался могучий и глубокий аккорд органа, я вдруг увидел где-то далеко впереди огромную площадь. Она была окружена стеной, которую ярость дождей, ветров, а может быть, и людей превратила в неправильный, расползшийся зубчатый хребет. И тотчас же я услышал звучание рыжих развалин.