Журнал «Если» - «Если», 2011 № 02

— Старик, скорее всего, умер, так что это может оказаться бессмысленным аргументом.

— Нет, если бы он умер, мы бы знали. Вселенная… — сказала она и долго молчала; мне подумалось, что связь оборвалась, но потом она закончила: — Утратила бы смысл…

— А он есть? — Я представил свою жену, вернувшуюся из магазина, как она стоит на кухне, залитая яркими лучами солнца. Видел, как она достает из пакетов бакалею и изучает чек, поднося к нему очки для чтения. Она открыла рот, чтобы заговорить, но не издала ни звука, поскольку все, что мы друг другу сказали за все эти годы, было подслушано и записано. В мой дом могли прийти люди и увезти ее, разлучить нас. Это были теперешний мир и та же самая Вселенная, в которой мы всегда жили. Я мягко сказал Мэри: — Я просто хотел предупредить.

— А я хочу предупредить тебя, — откликнулась она, и связь оборвалась.

За годы работы и общения со Стариком что хорошего я совершил? Практически каждое дело заставляло меня задавать себе этот вопрос, и гордость, в конце концов, подталкивала рассматривать каждого члена нашей группы в этом аспекте. Иногда чей-то индивидуальный вклад был очевиден. Другой раз… Я не говорил об этом со Стариком, хотя большую часть времени был занят своей обычной работой.

На полпути моей карьеры я завел разговор об этом с Моравиа. Мы тогда с ней временно делили пристанище в пещерах. Разговаривать было трудно: эхо, вытаращенные глаза, яркие лампы на наших шлемах…

— Скажи, что я здесь делаю?

— Ха. Что любой из нас здесь делает?

— Нет, я говорю только о себе. Я имею в виду: я профессор, пишу книги. Моя специальность… ну, ты знаешь. Бывают же случаи, когда Старик вообще не включает меня в группу.

— Как в прошлом месяце…

— Вот именно. Например, в прошлом месяце. Значит, бывают дела, где я совершенно определенно не нужен. И есть дела, подобные этому. Я делаю то, что велит Старик. Вношу свой вклад. Но это… не соответствует моей квалификации. По жизни я специализируюсь совсем на другом. Но здесь это «другое» не требуется.

Мы остановились и распластались на сырых стенах друг напротив друга в сужающемся коридоре. В свете нашлемного фонаря я видел капельки пота, бегущие по лицу Моравиа, и почувствовал влагу также у себя на лице. Я подумал об известняковой породе, о том, как жидкости становятся твердыми, и в качестве некоторого обратного процесса представил нас обоих превратившимися в лужи после этого приключения. Творилось что-то невидимое, но очень важное, решающее.

— Эй, ты что, ждешь ответа? Например, ты можешь копать. Как тебе такое?

— Ерунда.

— Я попыталась, — ровно сказала она, и было непонятно, шутит она или нет.

— Думаю, могу судить объективно: я не вношу достаточный вклад, — заявил я.

— Ты очень ошибаешься, — вздохнула Моравиа. — Как ты этого не видишь?

— Чего не вижу? — Я выставил раскрытую ладонь, словно она могла положить на нее свое объяснение.

— Старик знает тебя лучше, чем ты сам. Естественно, у тебя есть всякие занятия, бумаги и прочее. Твоя обычная работа. У меня тоже есть. Но кто мы… Старик использует нашу суть. Он знает, что ему надо. Он знает наши истинные таланты. Возможно, эти скрытые способности не приносят нам денег. Но они служат Делу.

Дело. Сердце учащенно забилось, тяжелое дыхание стало слышно по всему коридору глубокого подземелья. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы успокоиться. Когда Моравиа увидела, что я готов, она спросила: «Нормально?», и я ответил тем же словом, и мы продолжили искать путь к миру, которого так и не нашли.

Если Старик знал наши сильные стороны, то он знал также наши слабости, болевые точки, как работает наша человеческая природа. Он знал, что каждый из нас будет делать в данных обстоятельствах. Я почему-то нашел это утешительным, когда позвонил Раксби. Также меня поддерживала мысль, что при нашей истовой вере в могущество Старика он не допустил бы терактов, а если это произошло, должно быть, он умер. Если он жив, как настаивал Раксби… значит, я встречусь с ним и расскажу все, что знаю — на самом деле я знаю лишь одну-единственную вещь, которую можно хоть как-то применить.

Лет через пять-шесть после женитьбы я увидел старого врага — Демонтажника — в парке аттракционов: он держал за руку маленького ребенка. Специальностью этого человека были устройства, которые разбирали на части здания, самолеты и всякое такое — изнутри. Обычные негодяи с ограниченной фантазией подкладывали бомбы, но приборы Демонтажника анализировали, как части соединены в целое, и разрушали эту сборку, словно для них стрела времени летела задом наперед. Понятия не имею, как действовали эти штучки. Настоящий кошмар был в том, что они сканировали и анализировали все, попадавшее в поле их действия, поэтому, когда пара самовольных поселенцев нашла склад активированных аппаратов-монстров, упрятанных в маленькие коробочки, другой прохожий увидел через окно, что именно случается, когда человека буквально разбирают по косточкам.