Виктор Колупаев - Разноцветное счастье

- А композитор из тебя получится?

- Еще не знаю. Когда пойму, что нет, - тоже брошу.

- Может, ты только к старости поймешь?

- К старости и брошу. А пока мне интересно этим заниматься...

Эксперимент шел уже полчаса.

- Ну что ж, перейдем к дорогим его сердцу личностям? - не то сказал, не то спросил Карминский.

Гроссет тяжело вздохнул.

- Выключаю Марину, - странным голосом сказал он.

Марина меня не любит! Удар? Нет. Я это предполагал и раньше, а теперь знаю точно.

Дело не в том, что она любит кого-то другого. Нет. Это просто стандартная, нравящаяся соседям и знакомым любовь. Мы часто появляемся на людях вместе, за исключением тех случаев, когда я отказываюсь от этого сам. Ей это только приносит облегчение, но она все равно твердит:

- Ты со мной не разговариваешь, не ходишь в кино, молчишь, ничто тебя не интересует. Все люди как люди, а ты?

Но о чем говорить? Ведь разговоры-то не получаются. Не получаются! Может быть, и хорошо, что я умею молчать?

Любви нет. А что же есть? Привязанность. Привычка. Все утряслось, устоялось. Ничего не хочется изменять.

- Один процент. Почти один, - сказал Эдик растерянно.

- Сколько точно? - спросил Карминский.

- Господи, - сказала Алла, молодой инженер, ей было лет двадцать, не больше. - Человека жена не любит, а он: сколько процентов!

- Товарищи! Мы на диспуте о любви или важный эксперимент проводим, запланированный тематическим планом? - строго спросил Карминский. - Что за детство?!

- Господи! Что же это делается? - снова сказала Алла.

- Ноль целых девятьсот одна тысячная, - зло сказал Эдик.

- Опять шуточки? У этой шкалы нет тысячных делений.

- Извиняюсь. Ноль девяносто.

- Товарищи! Прошу относиться серьезно.

- Серьезно... Душу у человека выворачивают наизнанку, - сказала Инга. И все свои, знакомые. Лучше бы уж совсем чужого человека туда посадить.

- На это есть штатное расписание! - рассвирепел Карминский. - И вообще, когда-то и тело человека нельзя было выворачивать наизнанку. Я имею в виду анатомирование. Но от этого человечеству только хуже было.

- Может быть, ускорим темпы? - предложил Иванов. - Время идет, а мы тут дебаты разводим.

- Молодец, Сергей, - сказал Карминский. - Время - деньги. Кто там у нас следующий по списку? Гроссет? Выключаем Гроссета.

Мы знали друг друга пятнадцать лет. Странный он был парень. То заговорит, разорется, руками размахивает, бараньи кудри свои дергает. Доказывает что-то. А потом вдруг скажет: "Нет, доводов мало", - и замолчит. Если не мог что-то доказать, сдавался немедленно. Даже на экзаменах. Скажет: "Я не уверен в этом, давайте сразу следующий вопрос".

Что нас сблизило?

Любовь к музыке? Да. Вначале только это. Хотя само отношение к музыке у нас было разное. Я признавал в музыке только импровизации, полет фантазии. Он - строгую, кропотливую работу. Я никогда не задумывался, садясь за мультивокс, что я буду играть. Это приходило уже во время игры. А Эдик неделями не подходил к инструменту, что-то тщательно вынашивая в голове. И я часто, очень часто вынужден был признавать, что его симфонии красочнее, фантастичнее, изящнее моих импровизаций.

Но главное все-таки было не в музыке. Просто мы понимали друг друга без слов. Мне нравилось то, что он всегда разный, никогда не повторяющий себя, честный. Однажды, еще в институте, его побили вместо меня. Я не знал, что меня подкарауливали. Он знал и пошел один... Мне стало известно это месяц спустя. А сам Эдик и словом не обмолвился...

Теперь его нет. Есть кто-то по фамилии Гроссет с его лицом и фигурой. Но это не Эдик. Я чувствую, я твердо знаю это. И пусто, пусто на душе. Как жить на свете без друзей?..

- Десять, - сказал Эдик.

- Что десять? - переспросил Карминский.

- Процентов.

- Ого! Отлично!

- Что отлично?

- На снижение резко пошло. Скоро закончим... Следующая - Инга Гроссет.

О, счастье мое! Не мое, конечно, а Эдика. На них смотреть - и то счастье. Она танцевала испанский танец на одном из институтских вечеров. Как танцевала... Они познакомились. А через неделю решили пожениться. Я сам по поручению бюро факультета разговаривал с ним - не легкомысленна ли такая скоропалительная женитьба? Дурак дураком! Как будто дело в сроках. Ведь у них вся жизнь - переходный процесс. Ничего устоявшегося, стандартного, каждый день все по-разному, по-другому.

- Четыре процента, - сказал Эдик.

- Отлично, - радовался Карминский. - Кто следующий?

- Но почему больше, чем у Марины? - спросила Инга. Все-таки женская солидарность была в ней очень сильна.