Михаил Ахманов - Первый после бога

Не считая уворованного Пуэнти и другими французскими офицерами, картахенская добыча в драгоценных металлах, камнях и товарах составила 40 миллионов ливров (13 миллионов песо). Эту сумму приводит Архенгольц, а у Блона она скромнее и равна только трем миллионам песо.

Конечно, итоги, о которых сказано выше, были рекордными, но доля в 40—50 песо (1 кг серебра) не являлась редкостью. В Европе это была крупная сумма. В России аналогом песо (талера) был серебряный рубль, весивший несколько меньше (18 граммов), и, чтобы пропить этот рубль в кабаке, нужно было очень постараться. За 5—6 рублей можно было купить корову, а за 50—100 – целую лавочку. Однако пираты ухитрялись прокутить такие деньги за один-два дня, а за неделю гульбы могли истратить столько, что хватило бы на богатый особняк в Лондоне.

В чем же тут дело? Как минимум в двух обстоятельствах. Во-первых, далеко не всегда доля выдавалась в звонкой монете, хотя оценивали добычу в песо. «Заработная плата» могла быть выдана продуктом или изделием, точно так же, как это практикуют некоторые безденежные российские предприятия, которые рассчитываются с рабочими шоколадом или, предположим, фарфоровой посудой. Корсар мог получить рулон ткани, пистолет с серебряной насечкой, украшение или три мешка бобов-какао, и это добро сбывалось перекупщикам за полцены, как всегда бывает с краденым предметом. В результате 50 песо могли превратиться в 30, 20 или 10.

Это одна причина, а вторая состояла в ценах на товары и услуги, которые предлагались корсарам в Вест-Индии. Цены, скажем прямо, были атомные! Это в Европе на песо, талер или рубль можно было гулять по кабакам всю ночь, а на Тортуге или в Порт-Ройяле бутылка рома стоила два песо. К сожалению, ни у Блона, пересказавшего книгу Эксквемелина, ни у Архенгольца нет сведений о стоимости тех или иных вещей в заокеанских колониях. Но из других источников известно, что она была несоразмерно высока и определялась не только дороговизной транспортировки товаров через Атлантику, но и желанием получить сверхприбыль в пятьсот-тысячу процентов. Испанцы делали то же самое, запрещая производить в колониях целый ряд предметов обихода, которые надлежало ввозить из метрополии. Поэтому не только спиртное, но ткани, одежда, инструменты и всевозможные железные изделия, порох, свинец, оружие стоили бешеных денег. Бешеных, когда их покупал пират, а когда продавал награбленное, ситуация была прямо противоположной.

Большой ценностью были люди и особенно немногочисленные в колониях женщины. В России за крепостного крестьянина давали десять-пятнадцать рублей, а невольник на сахарных плантациях Ямайки или Барбадоса стоил сотню песо. Стоит ли удивляться, что портовые девки в этих краях требовали по двадцать пять песо за «сеанс»?

Поистине, жизнь флибустьеров была нелегка! Они грабили один раз, а их самих обкрадывали трижды: нечестные начальники, лихоимцы-скупщики и торговцы с проститутками. А была ведь еще и «губернаторская десятина», что отчислялась светлейшим королям за покровительство… Резонный вопрос: почему же пираты транжирили золото и серебро или зарывали деньги в землю, хоронили в кладах? Почему они не возвращались в Англию, Францию или Голландию, где сумма в тысячу награбленных песо сделала бы их если не богачами, то состоятельными людьми? Ответ прост: ничего, кроме каторги или виселицы, в Европе их не ожидало. Уголовный элемент высылали в заморские земли, а вот обратная дорога была ему заказана.

Был, правда, один случай со счастливым финалом. В 1635 г. Пьер Легран из Дьеппа захватил с двадцатью восемью товарищами большой испанский галион, который отстал от Золотого каравана, перевозившего ценности в Испанию. Легран сделал это в первом же своем рейсе и, не желая искушать судьбу, привел корабль в Дьепп, продал, обогатил себя и всю свою команду и зажил жизнью состоятельного буржуа.

Но он был не пиратом, а капером, то есть имел королевский патент на грабеж.

Фрегат – трехмачтовое судно с полным парусным вооружением. От носа к корме располагались фок-,грот– и бизань-мачта. Фок-и грот-мачты обладали четырьмя прямыми парусами, на бизани три верхних паруса были прямыми, а нижний, называвшийся косой бизанью, был косым (то есть примерно таким же, как на обычной яхте, но большего размера). Этот парус крепился между двумя элементами рангоута, отходившими от мачты: гафелем (вверху) и гиком (внизу). Гик, имевший в длину 10—15 метров, нависал над кормовой надстройкой, но под ним можно было свободно ходить – расстояние от гика до палубы составляло не менее двух метров. Самые верхние паруса, поднимаемые на фок-, грот– и бизань-мачте, называются бом-брамселя. Между передней мачтой (фоком) и носовым рангоутом (бушпритом) имелись три треугольных паруса: бом-кливер, кливер и фор-стеньги-стаксель. Бом-утлегарь – часть носового рангоута, крепившаяся вместе с утлегарем к бушприту; в свою очередь к бом-утлегарю крепилась нижняя часть бом-кливера.