Журнал «Если»: «Если», 2009 № 11

— Это разрешено? — спросил он.

Я огляделся:

— А ты видишь тут кого-то, кроме меня?

— Нет, сэр.

— Тогда, если я говорю, что мы будем друзьями, то это разрешено.

— Это будет интересно, сэр, — наконец откликнулся он.

— Друзья не называют друг друга на вы и сэрами, — сказал я. — Меня зовут Гэри.

Он уставился на мой бейджик и выдал:

— Ваше имя Гэрет.

— Мне больше нравится Гэри, а ты мой друг.

— Тогда я буду звать вас Гэри, сэр.

— Попробуй сказать то же самое еще раз.

— Тогда я буду звать тебя Гэри.

— Дай пять, — я протянул ему руку, — но слишком сильно не жми.

Он уставился на мою ладонь:

— Дать пять чего , Гэри?

— Забудь, — вздохнул я и сказал больше для себя, чем для него: — Рим не сразу строился.

— Рим — это робот, Гэри?

— Нет, это город на другой стороне мира.

— Не думаю, что какой-либо город может быть построен сразу, Гэри.

— Конечно, нет, — кисло произнес я. — Это просто такое выражение. Оно означает, что некоторые вещи занимают больше времени, чем другие.

— Понятно, Гэри.

— Моуз, тебе не нужно повторять мое имя в конце каждого предложения, — сказал я.

— Я думал, тебе это нравится больше, чем сэр, Гэри, — пару секунд помолчал и выдал: — Я имею в виду, чем сэр, сэр.

— Так и есть, — согласился я. — Но когда здесь разговариваем только ты и я, тебе не надо говорить «Гэри» каждый раз. Я и так знаю, к кому ты обращаешься.

— Понятно, — сказал он. На этот раз никакого «Гэри».

— Ладно, — вздохнул я, — раз уж мы друзья, о чем поговорим?

— Ты употребил термин, который я не понял, — начал Моуз. — Возможно, ты объяснишь его, поскольку это косвенно касается и меня или касалось бы, будь я человеком.

Я нахмурился:

— Понятия не имею, о чем ты.

— Термин «родственная душа».

— А, это… — протянул я.

Он терпеливо подождал минутку, потом спросил:

— Что такое родственная душа, Гэри?

— Кэти была родственной душой, — ответил я. — Настоящей… Совершенной…

— Ты сказал, что Кэти была неисправна, — напомнил Моуз.

— Верно.

— И неисправность делает ее родственной душой?

Я покачал головой:

— Моя любовь к ней и абсолютное доверие делали ее родственной душой.

— Значит, если бы я был человеком, а не роботом, ты бы ко мне тоже испытывал любовь и доверие, Гэри? — спросил он.

Я не смог подавить улыбку:

— Я тебе доверяю. И симпатизирую. Поэтому ты мой друг. — Я замолчал на мгновение, поскольку образ Кэти яркой вспышкой промелькнул в мозгу. — И я никогда не сделаю для тебя того, что я сделал для нее.

— Ты никогда не полюбишь меня? — спросил Моуз, который даже не имел представления, что я с ней сделал. — Это слово имеется в моей базе данных, но я его не понимаю.

— Хорошо, — сказал я ему. — Значит, ты не будешь ужасно страдать. Терять друга — это не то что терять родственную душу. С тобой мы не станем настолько близкими.

— Я думал, ты ее убил , а не переместил , Гэри.

— Убил, — сказал я. — Я убил ее.

Я смотрел в пространство. Последние шесть месяцев словно исчезли, и я снова вспомнил, как сидел рядом с Кэти в больнице, держа ее безжизненную руку в своей.

— Сказали, что для нее надежды больше нет, она никогда не проснется, а если и проснется, то навсегда останется овощем. Сказали, что она будет всю жизнь неподвижно лежать, подключенная к трубкам. Возможно, они были правы, и никто никогда не смог бы исцелить ее. Но я даже не стал ждать. Я убил ее.

— Если она была нефункциональна, тогда ты применил верную процедуру, — заключил Моуз. Он не пытался утешить меня, это было за пределами его понимания. Он лишь утверждал понятный ему факт.

— Я любил ее и должен был защищать, а вместо этого не сумел избежать аварии, а потом отключил рубильник… — попытался объяснить я. — Ты все еще хочешь знать, почему я пью?

— Потому что ты испытываешь жажду, Гэри.

— Потому что я убил мою родственную душу, — горько произнес я. — Возможно, она никогда бы не проснулась или не узнавала бы меня, но она бы была , дышала, у нее по-прежнему оставался бы один шанс из миллиона, а я… положил этому конец. Я обещал оставаться с нею в здравии и болезни и нарушил свое обещание. — Я начал нервно шагать вокруг его рабочей станции. — Извини, Моуз. Я не хочу обременять тебя своими проблемами:

— Это не бремя, — откликнулся он.

Я некоторое время изучающе смотрел на него. «Да ладно, почему это должно тебя заботить!»

— Хочешь, поговорим о бейсболе, — наконец выдавил я.

— Я ничего не знаю о бейсболе, Гэри.