Артур Конан-Дойль - Приключения Михея Кларка

Нас ввели на корабль, и шкипер брига, высокий краснощекий моряк с серьгами в ушах, повел нас вниз, в трюм. Капитан корабля стоял у кормы, широко расставив ноги и куря трубку. Он нас пропускал одного за другим вниз, спрашивая имя и делая отметки на листе бумаги, которой был у него в руках. Глядя на дюжие, коренастые фигуры крестьян, на их здоровые лица, он развеселился, глаза его за-блистали, и он с удовольствием потер свои большие, красные руки.

- Ведите их вниз, Джек, ведите! - крикнул он шкиперу. - Они в полной безопасности, Джек! Мы им приготовили помещение, которым и герцогиня не побрезговала бы. Да, таким помещением и герцогини остались бы довольны!

Один за другим крестьяне проходили перед пришедшим в восторг капитаном и спускались вниз, в трюм, по крутой, почти отвесной лесенке. Вдоль всего корпуса брига шел узкий, темный коридор, по обеим сторонам которого виднелись приготовленные для нас казематы. Это было что-то вроде стойл. Штурман вталкивал каждого из нас в такое стойло, а сопровождавший корабельный слесарь приковывал арестанта на цепь. Когда нас всех разместили по стойлам, было уже совсем темно. Капитан с фонарем в руке обошел весь трюм и убедился, что приобретенные им в собственность люди находятся в целости. Я слышал, как он разговаривал со шкипером, стараясь дать каждому из нас приблизительную оценку. При этом капитан с озабоченным лицом подсчитывал барыш, который он может выручить в Барбадосе.

Продолжая заглядывать в каждый из казематов, капитан спросил:

- А задали ли вы им корму, Джек? Надо, чтобы каждый имел свою порцию.

- Дано по куску черного хлеба и по пинте воды, - ответил шкипер.

- Этим и герцогиня не побрезговала бы, ей-Богу, - воскликнул капитан, - поглядите-ка вот на этого молодца, Джек. Здоровенный детина! Руки-то, руки-то, какие! Этот долго на рисовых плантациях работать будет, если только хозяева не скупы на корм.

- Да, нам пришлось залучить лучших. Вы, капитан, обделали хорошее дельце. И кроме того, вам, кажется, удалось заставить этих лондонских дураков продать вам этот товар по сходной сцене.

Капитан, заглянув в одно из стойл, вдруг рассердился:

- Это еще что такое?! - заревел он. - Глядите-ка, собачий сын и не притронулся к своей порции. Эй, чего это ты не жрешь? Люди получше тебя согласны есть такую пищу.

- Не хочется мне что-то есть, сэр, - ответил крестьянин.

- Эге, да ты, кажется, хочешь у меня капризничать. Одно тебе будет нравится, а другое не нравиться... Знай, собачий сын, что ты принадлежишь мне со всеми твоими потрохами - телом и душой, понимаешь! Я за тебя, собачьего сына, заплатил целых двенадцать фунтов, понимаешь?

И после этого ты мне смеешь говорить, что не хочешь есть. Жри сейчас же, собачий сын, а то я велю тебя угостить плетьями, я шутить не люблю.

- А вот и другой тоже не ест, - сказал шкипер, - сидит, свесив голову на грудь, а на хлеб и не смотрит, словно мертвый.

- Упорные собаки! Мятежники! - воскликнул капитан. - Чего вам не хватает, собачьи дети? Чего вы надулись, как мыши на крупу?

- Извините меня, сэр, - ответил один из бедняков крестьян, - задумался о матери. В Веллингтоне она живет. Как-то она без меня обойдется? Вот о чем я думаю.

- А мне какое до этого дело? - крикнул грубый моряк. - Скажи ты мне, пожалуйста, как ты доедешь живым я здоровым до места, если будешь сндеть, как дохлая курица на насесте? Смейся, собачий сын, будь веселым, а то я тебя заставлю и поплакать. Ах ты, мокрая курица, ну чего ты куксишься и нюнишь? Ведь у тебя есть все, чего только душа просит. Джек, если ты увидишь, что этот болван Опускает нос на квинту, угостите его хорошенько кончиком каната. Он нарочно дуется, чтобы меня разозлить.

В это время в трюм прибежал матрос сверху, с палубы.

- Честь имею доложить вашему благородию, - рапортовал он капитану, там на корме - чужой человек. Пришел и говорит, что желает поговорить с вашим благородием.

- А что за человек такой?

- По всей видимости, из важных, ваше благородие. Ругается крепкими словами и ведет себя так, словно он сам капитан. Боцман было попробовал его унять, а он так его обругал, что беда. И посмотреть на него эдак страшно, словно тигр. Иов Гаррисон и говорит мне после того: "Ну, пришел к нам на бриг черт собственной особой". Да и матросы, ваше благородие, оробели. Уж очень лицо у этого человека нехорошее.

- Что же это, черт возьми, за акула?! - произнес капитан. - Пойдите на палубу, Джек, и скажите этому молодцу, что я считаю мой живой товар. Я сейчас приду.