Журнал «Если» - «Если», 2008 № 08

Механик помолчал секунду.

— Нет, — сказал наконец неожиданно мягко. — На раннем срезе памяти оставлен маячок — «приступаю к коррекции»: совершенно профессиональное обозначение. Алистан занимался когда-нибудь механикой? Думаю, да, хотя бы в теории… На позднем срезе — «окончание коррекции», и опять идентификационная метка. Вы предполагаете, что кто-то сделал это за него, подделав его почерк?

Певец раскачивался на стуле.

— Предварительно этому человеку надо было отключить господина Каменный Берег, — задумчиво сказал механик и в своей задумчивости показался Игрису вовсе не таким уродливым. — Как вы себе это представляете?

Певец не ответил.

Механик молча поклонился и вышел, держа под мышкой чемоданчик.

— Неужели вы совсем отказываетесь сотрудничать?

Почти стемнело. Задержанный Алистан Каменный Берег сидел в собственном Игрисовом кабинете — после посещения «Коршуна» комната представлялась Игрису жалкой клетушкой.

Алистан наклонил голову с высокими залысинами:

— Да. Не обижайтесь, Игрис, но я не буду с вами сотрудничать. Объясню, почему.

Рассеянность и вялость его, так поразившие Игриса с утра, сменились теперь странным умиротворением. Продолжая сравнение с телесериалом, Игрис решил для себя, что Алистан похож на усталого актера в давно известной роли — как-никак третий сезон.

— Сегодня утром, когда я застрял на перекрестке Иволгина Моста и Машиностроительной, у меня зазвонил телефон. Я этого не помню — просто логически воссоздаю. Некая женщина попросила срочного свидания… ее личность установили?

— Пока нет, — Игрис поерзал на жестком стуле. — Разослали фотографии. Она, скорее всего, приезжая.

— Я тоже так подумал… Итак, незнакомая женщина из провинции убедила меня переменить планы. Я заказал комнату для встреч и оплатил с личного счета — личного, а не корпоративного. Мы говорили с ней, по словам портье, меньше часа. Потом я убил ее, уничтожил бумаги, которые она мне показывала, и зачистил собственную память. Это установлено?

— Да.

— Тогда объясните мне, ради всего святого, чем еще я могу помочь вам? Дело закончено. Убийца найден.

— Ваш коллега выдвинул гипотезу…

— Певец — мой друг, он хочет оправдать меня. Его гипотеза не выдержит никакой проверки. Правда элементарна. Я ее убил. Я раскаялся. Хоть завтра в суд.

Игрис пощелкал выключателем настольной лампы. Перегорела. Окно выходило на набережную на высоте одиннадцатого этажа. По желтоватой воде тянулся, оставляя белый след, прогулочный катер.

— Но почему? — тихо спросил Игрис. — Мотив ведь неясен. Мотива нет. Наоборот… Есть тысяча причин, почему вы не могли убить ее — именно ее, именно так, именно в таких обстоятельствах.

— Какая разница? Факт установлен.

— Вам безразлично, почему это случилось?

Алистан сдвинул брови. Его спокойное лицо вдруг нахмурилось и так же внезапно обрело прежнюю безмятежность:

— Видите ли. Я совершил, по сути, самоубийство…

Он на секунду задумался.

— Да… Самоубийство. Чтобы то, что она мне сказала, больше никто никогда не услышал. Я убил человека, который был в моей полной власти, который мне доверился. Женщину. Я это сделал. Я, может быть, навсегда скомпрометировал «Коршун». Я изувечил жизни моих жены и сына — ради того, чтобы мотив, как вы выражаетесь, так и не был никогда раскрыт. Если вы узнаете, почему я это совершил, все окажется напрасно: и мое преступление, и ее гибель, и…

Он застыл с широко открытыми глазами, на вдохе, с полуоткрытым ртом. У него на секунду сделалось такое напряженное, такое больное лицо, что Игрис разом вспомнил о Слове погибели № 5, убивающем на месте, и о замечании механика: «Некоторые эффекты имеют отложенное действие…» Конвой скучал в соседней комнате, можно вызвать подмогу, коснувшись носком ботинка кнопки под столом… Сколько раз удастся применить Слово погибели, пока конвойные доберутся до кабинета?

— Не бойтесь, — Алистан закрыл глаза. — Я очень устал. Надо полагать, сегодня я ночую в камере?

Звонок Елены поймал его на подходе к дому.

— Муж, прости, у меня аврал… Сегодня ночую на работе.

Третий раз за прошедшие две недели. Игрис почувствовал себя беспомощным и жалким.

— Слушай, жена…

— Ну, прости-прости. Давай уговоримся: в воскресенье, на день Памяти Равелина, вместе поедем гулять. И пошлем всех прочих подальше.

— Почему бы не послать всех прочих прямо завтра?

Елена молчала в трубку.