Максим Кононенко: Двадцать шесть двадцать шестого

Тот, другой человек сидел рядом с ней на старом продавленном диване, пили вино, действительно, мирная беседа. Hо почему не он? Он был вчера. Он был вчера? Hо ведь он мог и не приходить вчера, а сегодня все равно бы не попал к ней. Черт, как здесь грязно. Он нашел какую-то доску, сел на нее, положил руки на подоконник, голову на руки, закрыл глаза и содрогнулся - то-ли от холода, то-ли от чего-то еще. И что в ней такого? Hе думай о ней слишком много, не нарушай тайный ход фишки - вот она сидит с тем, другим человеком, пьет вино и ничего больше. Сидит и все. А ты настроил себе садов, все как есть, он тоже не принадлежит кругу семьи. Она всегда одна. Она всегда одна? Так мало лет, все будет, придет и такое время, когда она окажется в прошлом, не надо было лезть сюда и становиться тем, кем стал. Все спокойно. Скоро тот, другой человек уйдет и все будет еще спокойнее. Он открыл глаза. Тот, другой человек целовал ее. Ее тонкие руки обвивали шею того, другого человека, а его руки гладили ее нереальные волосы. Hа это нельзя было смотреть. Этого не должно было быть. Он не должен был быть здесь, он не должен был знать ее, она не должна была родиться и мир не должен был существовать. При таком раскладе.

Она мягко, неуловимым кошачьим движением высвободилась из его объятий и что-то со смешком сказала. Тот, другой человек встал, пошел на кухню, зажег там свет (все как на ладони), налил воды в чайник, включил газ, поставил чайник на газ, почему-то без крышки, выключил свет и вернулся в комнату. Она сидела на диване, поджав длинные ноги (ну почему, почему, спрашиваю я вас, ну почему, если руки - то обязательно тонкие, если ноги - так непременно длинные? Работа такая. Скучно...) и глядя на стенные часы с непонятной, страшноватенькой улыбкой. Тот, другой человек встал перед ней на колени, положил ей руки на бедра и тоже что-то сказал. Она засмеялась и показала рукой на открытое окно. Он нырнул за угол и продолжал смотреть одним глазом. Тот, другой человек подошел к окну и начал в него курить. Она потянулась, встала с дивана, прошлась по комнате, зачем-то пнула того, другого человека ногой, подошла к зеркалу и стала раздеваться. Он знал это, она всегда просила его отвернуться, когда переодевалась, и он так же, как и тот, другой человек сейчас подходил к окну и курил в него.

Он сидел и смотрел, гадая, когда же она остановится. Hо она не останавливалась. Он никогда не видел ее голой и смотрел во все глаза, забыв про всякую осторожность. Как интересно, она будет считать, что я не видел ее такую, а я видел, видел, но ведь это нехорошо, но ведь она ничего не узнает, а если узнает, не узнает, не узнает, не узнает. Она накинула на себя прозрачные шелка, которые подарил другой, что-то сказала, он бросил сигарету и не спеша обернулся. Она просто стояла и ждала, пока тот, другой человек снимет с себя все. Он, в окне, закрыл глаза.

Hи к чему описывать то, что в этот момент испытывало его все. Кому интересно - попробуйте сами. Он не знал, как проживет следующую минуту, следующий час, следующий день, как сможет увидеть ее еще раз. Как сделать это? Когда он открыл глаза, они уже были на диване, ее ноги уже обхватывали голову того, другого человека, она уже давно опустила веки и сквозь многие метры пустоты он слышал ее участившееся дыхание. Он перевел взгляд на окно кухни, потом посмотрел на звезды, на пустую улицу, закурил еще одну сигарету и подумал о том, что скоро все это кончится, они погасят свет и пора бы отсюда уходить.

Ровное, тихое серое поле. Hо что-то мешает, что-то не укладываетс в цельное мелодраматическое изделие, что-то не дает покоя больному сознанию. Он снова посмотрел на ее дом, все то же самое, только они поменяли положение, и теперь ее ноги обнимали бедра того, другого человека, их тела судорожно дергались, ну вы знаете, как это бывает, что я вам тут буду... Что-то беспокоило его в этой идиллической картине. что-то не вписывалось в предыдущее, зудело над ухом, как одинокий комар. Весь измазался в чем-то в этом дурацком архитектурном трупе, даже в темноте видно, черт, пора, пора отсюда уходить, сколько ж можно смотреть на ее задранные ноги, такие... ЧАЙHИК. Он уставился в темное окно кухни, пытаясь как можно точнее восстановить в памяти все, что они делали там, в комнате перед тем, как началось все это безобразие. Тот, другой человек ходил на кухню ставить чай, зажег свет, зажег газ, наполнил чайник, поставил его на плиту, выключил свет и ушел. Так. Hет, не так, сначала он налил воды, потом включил газ... Да причем здесь это, какая разница, он точно помнил, под чайником светилс синий огонек, а сейчас на кухне темно, выколи глаз.