Тадеуш Конвицкий - Зверочеловекоморок

– Себастьян, не притворяйся, что меня не узнаешь. Скажи хоть слово.

С толстой черной губы упала на землю знакомая капля.

– Я не могу к вам вернуться. Помоги, я все забыл.

Но он уже поставил передние лапы в машину. Зафырчал мотор, сценарист со скрежетом включил скорость, а Дориан, думая, что это очень остроумно, звал угрюмого дога:

– Кис, кис, кис, иди сюда, скотинка.

Пес покорно влез в машину. Под его тонкой шкурой энергично ходили атлетические мышцы.

– Себастьян, что случилось? Ничего не понимаю! Спаси нас! Себастьян!

Но машина уже тронулась, дверцы захлопнулись, а мне показалось, что из-за заднего стекла на меня уставились пустые, бесстрастные, совершенно чужие глаза Майкиного пса.

И тут мне стало все безразлично. Я тупо залез в автобус и потом, наверно, битый час не мог прийти в себя. Подписывал какую-то бумагу, Заяц смотрел на меня своими белыми глазами унылого полицейского, Щетка похлопывал по плечу, я получал какие-то деньги, которые небрежно засунул в задний карман, долго брел по незнакомым улицам, кто-то меня зацепил, кажется Буйвол, потом мама ругалась, отец смотрел по телевизору, как расцветают сады, Цецилия принимала холодный душ, крича что-то насчет йода, люди за окном пялились на небо, ветер рвал на них одежду, а у меня не переставая гудела голова.

Но потом я взял себя в руки и решил, не откладывая, отправиться к Майке и все выяснить. Но что, собственно, было выяснять? Ведь между нами уже все кончено, она меня отфутболила. И даже Себастьян отказался признать.

Во дворе собралась толпа. Из дома выносили кого-то в «скорую», но это был не тот инвалид. Я увидел незнакомое, пугающе белое, словно обсыпанное мукой, лицо. В нашей квартире вдруг запахло болью, болезнью, страданиями. Чтобы отогнать тягостные мысли, я пошел в комнату к пани Зофье и полез под матрас. Открыл дневник на сплошь изрисованной странице и стал читать. Аккуратные буквы почему-то прыгали перед глазами, и каждую фразу приходилось перечитывать по нескольку раз.

"Где была моя голова? Как сентиментальная барышня, целую вечность, почти две недели, бегала в театр, в кино, ухлопала кучу денег на чертовски скучные пластинки. И ради кого? Ради дурацкого героя-любовника, который декламирует стихи гнусавым голосом. Да и Люцина мне рассказала, что это за субчик. Не пропускает ни одной молодой актрисы. Старый паяц.

Было бы ужасно, невероятно оскорбительно сравнивать этого комедианта, донжуана для убогих девственниц с Ним, то есть с моим настоящим и единственным Идеалом. Я решила получать по Его предмету только пятерки. Два раза сама вызывалась отвечать. Он явно смутился и наделал глупостей, бедный. В первый раз влепил мне тройку. Но я эту тройку обожаю, я ее не забуду до конца жизни, до самого-пресамого конца, хотя, скорее всего, умру молодой. Он догадывается, я точно знаю, наши взгляды постоянно встречаются над головами сидящих впереди девчонок. Я готова поклясться, что Он слегка краснеет, во всяком случае быстро прячет глаза и утыкается в книжку или в журнал. Но Он должен быть моим! Должен!" Я привел только голый текст, опустив бесконечные многоточия, тире и прочие выкрутасы. Внизу, конечно же, было сердце, пронзенное стрелой, и лужа крови, и следы поцелуев, и какие-то загадочные ребусы – словом, целая оргия знаков, свидетельствующих о страстях, кипящих в душе суровой, молчаливой пани Зофьи, нашей квартирантки.

А когда я снова выглянул в окно, то увидел другого Субчика, настоящего, который, ничего не подозревая, гонял футбольный мяч. Упорно и самозабвенно, с дикой точностью лупил в стену, ведать не ведая, какой ураган чувств пронесся над его головой.

Но вообще-то вы себе плохо представляете пани Зофью. Знаете только, что дома она – противная и высокомерная, а в своем дневнике жутко сентиментальная. Это вам еще ни о чем не говорит.

На самом деле пани Зофья у нас прехорошенькая. Клянусь, хоть я ей и брат. Красота ее чуточку экзотическая, как будто она долго жила в Азии или еще дальше. И это странно, потому что родители у нас нормальные.

У пани Зофьи длинные темно-каштановые волосы, слегка волнистые, и она борется с этим недостатком, не жалея сил. Лицо продолговатое, нос прямой и тонкий с небольшой – в самый раз – россыпью веснушек. Рот маленький, и вообще она похожа на юного Иисуса Христа. Честное слово. Возможно, вам это покажется кощунством, но так оно и есть, никуда не денешься.

Пани Зофья, хоть и вечно старается похудеть, очень тоненькая, такая тоненькая, что, кажется, подуй сильный ветер, и она переломится. Единственный изъян, о котором знаем только мы, – чуть длинноватый безымянный палец на левой руке. Пани Зофья по этому поводу очень горюет и все время украдкой вытягивает безымянный палец на правой, наверняка зная, что это не поможет.