Александр Карнишин - 13 плюс

— Папка твой сегодня опять до ночи, небось? — понимающе кивает головой Михась. — Раз дождь — он всегда на работе, да?

— Да причем здесь работа? Если дождь — никто вообще на улицу не высунется. И мы тоже все по домам…

— Ну, это ты про всех-то не говори. Я вот — запросто. Могу и по лужам, если что.

Ну да, ну да. Конечно. И родители его не ругают, потому что родителей у него нет. Конечно, ему можно под дождем торчать. Наверное, это ужасно неприятно, когда промокает одежда и холодная вода начинает течь между лопатками и вниз, цепляться за пояс, впитываться в рубашку… Бр-р-р… Нет уж, лучше дома.

— А дождь, между прочим, вовсе и не холодный. Вас чему в гимназии учат? Раз на улице холодно, а от дождя пар начинает подниматься, туман такой — значит, он теплый!

Ну, по физике если, то он вроде как прав, этот малахольный Михась. Но физика — это просто книжка такая. Учебник. А город и дождь — это вовсе в натуре город и дождь, а не книжка и не выдумки какие-то. И про кожаные плащи в физике тоже ведь не написано ничего. И про детей, которые пропадают — ни слова. А папка говорил, что вовсе никто и никуда и не пропадает. Он говорил, что в нашем городе ничего просто так не происходит. Как и во всем мире. И если где-то кто-то пропал, то он же где-то сразу же и появился. Вот, например, если бандита какого или даже подпольного революционера арестуют, и их не станет у них дома — они же исчезнут, так? Но они тут же появятся в тюрьме. И в целом в городе все останется, как будто так же, одинаково, вроде как было. Но на самом деле — лучше. Упорядоченнее. Потому что те, кто против народа, обязательно должны быть в тюрьме.

— А этот дождь специально напускают шаманы из дворца. Они там камлают, и приходит дождь. Даже если на дворе полная зима. Все сразу прячутся, поднимается густой туман. И в этом тумане легче работать гвардейцам.

Это говорит Виктор. Он маленького роста, но у него очки, как у черной гвардии — такие же большие. И он очень умный с самого детства. Так бывает. Его даже бить неудобно как-то.

Вот Михася лупить — это совсем другое дело.

— Вот я же что и говорю, — талдычит он. — Это твой отец, получается, в дождь по городу разъезжает и маленьких детей ворует! Ну, раз его никогда в дождь дома не бывает…

И он так говорит «отец», что я ему тут же бью в нос. Потому что откуда ему знать, что такое папка? Он же сам без родителей, вот ничего и не понимает. А левой я мажу и попадаю ему по уху. Но и мне прилетает не слабо. Ухо взрывается острой болью, гудит в голове. Но тут парни наваливаются на Михася, и он сразу бросается в бега. Я не бегу за ним. Я сижу на земле, а Виктор сует мне совсем маленький окурок. На две затяжки, максимум. А я делаю всего одну, киваю благодарно, и передаю ему обратно. Он тоже затягивается. Потом кашляет, выдыхая синий дым, и говорит:

— А дождь все равно будет. Я тоже чувствую.

Они как сговорились с Михасем. Но Виктора лупить нельзя. Он еще маленький. И умный — страсть!

— И чо теперь? — говорю я. — Если дождь — так чо?

— И все. По домам надо.

А все и так уже расползаются по домам. Потому что тучи, и воздух сразу такой густой, и голову как-то… Нет, голова — это от кулака, наверное. Это Михась, гад, удачно приложил своей колотушкой. Бабка его кормит хорошо — вон какой облом вырос. С родителями, небось, таким бы здоровым не был! С родителями всяко делиться надо.

— Ага, — говорю я. — По домам, значит.

Виктор бежит, смешно перебирая короткими ногами. А я прячусь за сарай. Михасю, значит, все можно, да? Он, значит, храбрый такой, да? Даже, может, плащи видел черные кожаные? Хотя, про плащи — это он не говорил. Он только про теплый дождь.

Ну, и где он, этот дождь?

И тут небо проливается. Обрушивается вдруг и сразу. Как в бане, когда папка выливает всю шайку мне на голову, чтобы сполоснуть. Я ору в воду, но кто же тут и чего услышит. Вода по-настоящему теплая. Она приятная, почти как в бане. Поднимается густой туман. Точно, настоящий колдовской дождь.

Я уже хотел попрыгать под окнами по лужам, показать язык и скорчить рожу всем, кто струсил.

Во двор бесшумно въезжает большая машина, из которой молча полезли страшные люди в черных блестящих от воды кожаных плащах. И сразу стало понятно, что плащи у них вовсе не кожаные, а резиновые. Это я очень близко от них оказался. И их всего пятеро. Так что весь дом они окружать и не собираются. Они сразу подходят к нашему подъезду, и двое входят внутрь. А остальные о чем-то разговаривают, сблизив головы в блестящих капюшонах. Один поворачивает голову, и я вижу очки. Как маска на пол лица. А он в эти очки видит меня. И идет ко мне. А мне даже убежать некуда. Потому что тут самый угол.