Рядом нависала над бортом внушительная, без малого двухметровая, широкоплечая фигура Юры, и был Юра не в шортах и домашних шлепанцах, как только что в кресле на балконе, а в светлой рубашке и кремовых брюках, и почему-то казался моложе... Катер скользил к горизонту, над которым полыхал изумительно красивый закат - малиновое огромное солнце в обрамлении темных туч с золотистой каймой, - и возвышалось там, на горизонте, знакомое по кинофильмам монументальное сооружение, возле которого, взметнув в вечернее небо ажурные башни палубных кранов, замер большой корабль. В теплом воздухе разносился над водной гладью размеренный грохот, и это был не гром - это неотвратимо, как судьба, падал и падал многотонный кулак парового молота, обрушиваясь на сваю, загоняя ее все глубже в морское дно. А монументальный силуэт, в котором чудилось нечто инопланетное, силуэт, подобный творению космической расы титанов, обитающей где-то в глубинах Млечного Пути, был буровой платформой - созданием рук человеческих...
- Мамочка рОдная! - воскликнул Юра, вглядываясь в надвигающийся борт корабля, где уже различимы были буквы, складывающиеся в название. - Да это же мой "Орион"!
Юра обернулся - и восторг и недоумение читались на его удивительным образом помолодевшем загорелом лице.
- Я же там стармехом в восемьдесят девятом... Южно-Китайское море... - Он вытянул руку, показывая туда, откуда мчался катер. - Вон там вьетнамский берег, мы оттуда идем, из Бакльеу... Что же это такое, а? Дырка в пространстве?
Внезапно глаза его округлились и он втянул голову в плечи и даже чуть присел. И проговорил с надрывом:
- Так ведь... Так ведь "Орион"-то на слом пошел пять лет назад, в девяносто пятом! Отходил свое... Получается, не только в пространстве дыра, но и... во времени? Что скажешь?
Он не знал, что сказать. Он переводил взгляд с нарастающей громады платформы на палубу катера, на свои собственные брюки - это были те же брюки, в которых он только что сидел на Юрином балконе, - и в голове у него не возникало ни одной мало-мальски подходящей мысли... так, носились друг за другом какие-то путаные обрывки, что и мыслями-то нельзя было назвать... И было ему неуютно и тревожно. Он никогда еще не играл в реальные игры с пространством и временем...
- Что-то не то... - вдруг пробормотал Юра, с силой втягивая носом воздух. - Море как-то не так пахнет!
Юра пошарил глазами по палубе, стремительно шагнул к пустому ведру с привязанной к ручке длинной веревкой. Через мгновение ведро полетело за борт, в воду, а потом Юра, сноровисто перебирая веревку, поднял его обратно на палубу. Настороженно принюхался, сделал глоток - вода плеснулась на рубашку - и обескураженно помотал головой. Вид у него был такой, словно не соленой морской водицы хлебнул он, а какого-нибудь самопального коньяка или забористого самогона.
- Нет, ты только попробуй! Я же чувствовал - что-то не то... Попробуй!
Он принял у Юры ведро, осторожно отпил, заранее морщась - и чуть не поперхнулся. Вода в ведре была вовсе не соленой! Вкус ее напоминал "пепси-колу", "фанту" и "спрайт" вместе взятые...
- Ты понял? - надрывно спросил Юра, вытерев ладонью рот. - Море - не то! Суррогат!
Он хотел что-то ответить, но не успел. Подернулся дымкой закат, навалилась кромешная тьма похлеще тьмы египетской - и палуба ушла из-под ног...
Он услышал громыхание собственного сердца - и новая картина возникла перед ним, словно один слайд в проекторе сменился другим.
Он сразу сообразил, какой именно это слайд. За невысокой узорной оградой тянулся поросший желтыми бляшками одуванчиков склон, сбегая к реке, окаймленной серым гранитом набережных. В отдалении застыла над водой дуга моста; по его спине, словно муравьи, сновали с берега на берег разноцветные легковушки и красно-желтые быстрые трамваи. На том берегу тянулась вдоль набережной зеленая стена тополей, желтела полоса пляжа и стоял над волжским простором каменный купец Афанасий Никитин, в незапамятные года отыскавший путь из славянской глубинки в далекую Индию.
Он вцепился в ограду, и у него дрожали руки, и за его спиной чуть слышно шелестели деревья городского сада. Здесь когда-то бродил он... в городе детства... четверть века назад. Юра в шлепанцах, футболке и шортах стоял рядом, изумленно разглядывая незнакомые края, и уже не был таким моложавым, а он... А он был в тех самых потертых любимых джинсах, что давным-давно остались в прошлом... вместе с молодостью... Четверть века назад... Он давно уже не жил в этом городе, но временами приезжал сюда - на день или два...
Читать дальше