Алексей Корепанов - Зверь из бездны

На третий день, отоспавшись и чувствуя себя слишком уж хорошо отдохнувшим за этот краткосрочный, но вполне достаточный для меня отпуск, я загнал себя в спортзал-бассейн и вволю порезвился на тренажерах и наплавался, словно проделывал все это впервые. А ближе к вечеру, умиротворенный и расслабленный, вылез из дому, чтобы просто посидеть на скамейке у Дуная, среди людей.

И вот тут я и увидел Славию. Я бездумно смотрел на искрящуюся от солнца воду, по набережной прогуливались горожане, но эта девушка была как бы отстранена от всех. Она медленно шла сама по себе, словно окутанная невидимым силовым полем, отталкивающим все окружающее, смотрела в никуда, и я сразу уловил исходящую от нее легкую грусть, подобную слабому горьковатому аромату неведомого цветка. Я даже не помню, как она была одета, - я просто почувствовал этот слабый грустный аромат, и мне захотелось развеять его. Она села на другом краю скамейки, не замечая меня (я был уверен в этом), не замечая никого и ничего вокруг, потому что она была обращена в себя, в свою грусть.

Не знаю, как и чем мне все-таки удалось привлечь ее внимание. Может быть, она просто увидела в моих попытках к общению возможность хоть на некоторое время ускользнуть от своей грусти? Не знаю. Вот уже кончается лето, первое лето нашего знакомства, а она все так же чуточку грустна, и теперь я начинаю думать, что грустит она не о чем-то и не о ком-то - просто суждено ей быть именно такой. Есть же на свете весельчаки, которые ну просто-таки брызжут энергией и задором, просто лучатся жизнерадостностью, невольно заставляя веселиться окружающих, - так почему бы не быть и противоположному типу людей? Эманация грусти, не связанная с каким-то конкретным объектом или событием, - вот что такое, по-моему, происходило со Славией.

Конечно, я мог бы осторожными расспросами попытаться что-нибудь выведать у нее (как-никак профессионал!), но я не считал себя вправе заниматься подобными вещами. Я не был с ней следователем, а она подозреваемой, и в конце-то концов, у каждого есть право носить в себе некую тайну. Много всякой всячины постигли мы об окружающем мире, а вот можем ли, умеем ли порой разобраться в самих себе? И вполне возможно, Славия сама не знает причину своей грусти... или и нет все-таки никакой причины, а есть устойчивое, постоянное состояние души...

Я никуда не отпустил ее в тот вечер, и мы бродили по набережной, и я разливался длиннохвостой дирлилинкой, а потом мы пили чай у меня в гостиной и долго, долго, долго сидели на балконе под звездным небом, и я рассказывал ей о тех разноцветных мирах с птичьими именами, что летят сквозь пустоту там, в далеком далеке, и где я уже успел побывать. Она тихо слушала, очень внимательно слушала меня, и я радовался, что прорвался сквозь силовое поле... Потом я уложил ее спать в своей спальне, а сам отправился ночевать в кабинет, и долго не мог заснуть.

Утром она ушла, но мы договорились о новой встрече, и эта встреча состоялась. Было много встреч, и теперь она просто приходила ко мне, как к себе домой, в любое время, и ждала меня, и нам было очень хорошо вдвоем... И уходила - чтобы вновь вернуться.

Мы были вместе уже почти целое лето, а я знал о ней только одно: ее имя. Славия. И больше ничего. Уверен, при моих возможностях я способен был в течение часа с помощью Валентина узнать о ней все, включая всю ее родословную вплоть до предков-землян. Но вот только зачем? Меня устраивало существующее положение дел. Более того, именно существующее положение дел меня и устраивало.

Славия... Женщина-тайна. У каждого ли есть такая женщина-тайна?..

Славия...

И, между прочим, я ловил себя на том, что это на меня непохоже. Иметь, что называется, в руках тайну, и не пытаться разгадать ее? Но мне действительно не хотелось разгадывать ее.

Я окончательно размяк в теплой воде, а ведь времени на сон оставалось совсем немного. Мысли о Славии растворились, их вытеснили другие, совершенно другие мысли. Нетерпеливо потоптавшись под сильной воздушной струей и так до конца и не обсохнув, я натянул шорты, бросил одежду в утилизатор и, причесываясь, вернулся в гостиную.

Славия продолжала спать в той же позе, далекая от моих забот; я, разумеется, никогда и не посвящал ее в свои заботы и дела. Погасив свет, я склонился над ней, бережно поднял, как ребенка, и понес в спальню, ощущая сквозь тонкую ткань ее накидки теплое нежное тело.

- Лео... - Она обняла меня за шею, и легкое дыхание коснулось моей щеки. - Куда мы? Почему темно?