Орсон Кард - Песенный мастер

Майкел холодно поглядел на привратницу.

— Я не пришел сюда просить.

— Так что же вы здесь делаете?

Майкел не стал отвечать. Он только стоял и ждал. Девушка попыталась было спорить с ним, но император игнорировал ее. Тогда она попробовала сама не обращать на него внимания и занялась своими делами, но он не уходил и ждал, уже больше часа. И тогда привратница не выдержала. Не сказав ни слова, она вскочила с места и вышла.

— Какой он? — пропел Ннив своим низким, успокаивающим голосом.

— Нетерпеливый, ответила девушка.

— Хотя, тебя он не поторапливал, — это уточнение прозвучало у Ннива совершенно не укоризненно. «Ах, как он добр», подумала девушка, но вслух этого не произнесла.

— Он строгий, прибавила она. Он правитель и не может поверить, будто имеется нечто, что он не сможет получить, будто имеется некто, кем он не может управлять, что имеется такое место, которое он не может переполнить своим присутствием.

— Если он летает в космосе, мягко заметил Ннив, то обязан знать, что существуют такие места, которые нельзя наполнить только собой.

Девушка склонила голову.

— Что я должна ему сказать?

— Передай, что я встречусь с ним.

Привратница была обескуражена, и ей стало стыдно. Слова оставили ее, и свой стыд она пропела. Песня была смиренной, и в ней не было Самообладания, потому-то ей и не было суждено стать Мастером, даже учителем, но сейчас, без слов, она спрашивала у Ннива, зачем ему даже выслушивать этого человека, зачем рисковать мнением всего человечества, считающим, будто Певческий Дом ко всем относится одинаково, оценивая их по заслугам, а не по могуществу а вот теперь делать исключение для Майкела.

— Меня нельзя подкупить, — спокойно пропел Ннив.

— Отошлите его, — умоляла девушка.

— Пришли его ко мне.

После этого привратница совершенно утратила самообладание и заплакала, показывая тем самым, что не сможет выполнить это требование.

— Хорошо, тогда пришли ко мне Эссте, — вздохнул Ннив. Когда позовешь ее ко мне, можешь быть свободна от своих обязанностей, пока Майкел не уйдет отсюда.

Прошел еще один час после ухода привратницы, но Майкел все еще продолжал стоять в вестибюле, и тут внутренняя дверь открылась. Но на сей раз это была не прежняя девушка, а совершенно другая женщина гораздо старше, с темными кругами под глазами и властной манерой держаться.

— Майкел? — спросила она.

— Вы Песенный Мастер? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Не я, — коротко ответила женщина, и на какой-то миг Майкел смутился, что смог такое подумать. «Откуда это смущение», пришло ему в голову, но он сразу же отогнал от себя незнакомое чувство. Простолюдины с Тью говорили, будто в Певческом Доме на человека могут наложить чары, и это заставляло Майкела испытывать беспокойство. Путь из вестибюля женщина указывала каким-то жужжанием. Она не произнесла ни слова, но мелодия сообщила Майкелу, что он может следовать за женщиной, и теперь он спешил за музыкальной фразой через холодные каменные помещения. То там, то здесь открывались двери; окна пропускали только свет (а какой там свет от неяркого зимнего неба); за все время блужданий по Певческому Дому им не встретилось ни души, до них не донеслось ни единого голоса.

В конце концов, после бесчисленных восхождений по лестницам, они вошли в высокую комнату. Ее можно было даже назвать Высоким Залом, хотя никто так ее не называл. На другом конце помещения на каменной лавке, ничем не защищенный от порывов холодного ветра, залетавшего сюда через открытые жалюзи, сидел Ннив. Он был очень стар, причем, более всего это было заметно по лицу, чем по фигуре. Он был сама древность, и это напомнило Майкелу о собственной смертности, которую он начал осознавать лишь с сорока лет. Сейчас ему было только шестьдесят, но молодость уже ушла, и он знал, что время теперь работает против него.

— Ннив? — спросил Майкел.

Тот кивнул, а голос его прогудел низкое мммм.

Майкел повернулся к женщине, что привела его сюда. Она все еще издавала собственное жужжание.

— Оставьте нас, — сказал он.

Женщина не тронулась с места, и было похоже, будто она даже не поняла его слов. Майкел чувствовал, как нарастает в нем бешенство, но ничего не сказал, потому что, совершенно неожиданно для него самого, ее мелодия заставила его молчать, настояла на молчании. Но, несмотря на это, гость обратился к Нниву.

— Заставьте ее замолкнуть, — попросил он. — Я требую, чтобы меня здесь не подвергали манипуляциям.