Генри Каттнер - Назовем его демоном [= Зовите его демоном]

Балансируя, Джейн прошла по балке и шла так, пока не достигла планки-мостика.

Ступив на него, она ощутила вибрацию под ногами.

Два раза у нее не получалось, но в третий — удалось. Нужно было освободить мозг от конкретных мыслей. Она пересекла мостик, свернула и…

В этом месте было сумрачно, почти темно… Здесь пахло холодом и сыростью подземелья. Безо всякого удивления она поняла, что находится глубоко внизу, возможно, под домом, а, может быть, и очень далеко от него. Но она принимала такую возможность, как и все остальные чудеса.

Ничто ее не удивляло.

Странно, но она как будто знала путь.

Она шла в крошечное, замкнутое пространство — и в то же самое время блуждала некоторое время по полым, с низкими покрытиями, бесконечным, очень тусклым, пахнувшим холодом и влагой местам. О таких местах даже думать неприятно, не то что блуждать по ним, имея при себе только кувшин с мясом…

ОНО нашло мясо приемлемым.

Позже, пытаясь вспомнить, Джейн не смогла определить, что же это было за ОНО. Она не знала, как предложить еду, но ОНО ее приняло, где-то в этом месте парадоксального пространства и запаха, где оно лежало, грезя о других мирах и запахах.

Она лишь знала, что темнота снова закружилась вокруг нее, подмигивая маленькими огоньками, когда ОНО пожирало еду.

Воспоминания перебегали из его разума в ее разум, как будто оба они были сделаны из единой ткани. На этот раз она видела все яснее. Она видела огромное крылатое существо в блестящей клетке, она прыгнула вместе с Руггедо, ощутила биение крыльев, почувствовала взметнувшуюся в теле волну голода, живо вкусила жар, сладость, солоноватость упруго бившей струи.

Это было смешанное воспоминание. Смешанные в нем другие жертвы бились, схваченные ИМ, роняли перья, извивались.

Когда ОН ел, все его жертвы сливались в воспоминаниях в одну огромную жертву.

Самое сильное воспоминание было и последним. Джейн увидела сад, наполненный цветами, каждый из которых был ее роста. Фигуры, скрытые одеяниями с капюшонами, скрытно двигались среди цветов, а в чашечке гигантского цветка лежала жертва со светлыми волосами, и цепи на ней сверкали. Джейн показалось, будто она сама крадется среди этих молчаливых фигур, и что она — ОНО — Руггедо — в другой личине идет рядом с ней к приносимому в жертву. Это было первое ЕГО воспоминание о человеческой жертве. Джейн хотела бы побольше об этом узнать. Моральные критерии не играли для нее роли. Еда есть еда.

Но это воспоминание перешло в другую картину, и она так и не узнала окончания. Впрочем, оно было и не нужно. У всех подобных воспоминаний был только один конец. Возможно, для нее было удачей то, что Руггедо не остановился надолго именно на этом моменте своих кровавых пиршеств.

Она осторожно балансировала на балке, неся пустой кувшин. На чердаке пахло пылью. Это помогло ей отогнать прочь красные пары, клубившиеся в ее воспоминаниях.

Когда дети вернулись, Беатрис просто спросила:

— Сделала?

Джейн кивнула. Табу по-прежнему было в силе. Вопрос этот обсуждался ими лишь в случае крайней необходимости. А томительный, вялый жар дома, психическая пустота неверного дяди ясно показывали, что опасность снова на время отступила…

— Прочитай мне о Маугли, бабушка, — попросил Бобби.

Бабушка Китон села, надела очки и взяла Киплинга. Остальные дети, довольные, устроились рядом с ней. Бабушка читала о гибели Шер Хана, о том, как животные отправились в глубокое, узкое ущелье ловить тигра, и о сотрясающем землю паническом бегстве, превратившем убийцу в кровавую кашу.

— Ну вот, — сказала бабушка Китон.

Она закрыла книгу.

— Вот вам и конец Шер Хана. Теперь он мертв.

— Нет, — сонным голосом возразил Бобби.

— Конечно же, да — стадо убило его.

— Только в конце, бабушка. Если ты начнешь сначала, Шер Хан снова будет здесь.

Бобби был, конечно, слишком мал для того, чтобы понять, что такое смерть.

Ведь убивают же тебя иногда при игре в ковбоев и индейцев, и в этом нет ничего ни плохого, ни печального. Смерть — просто один из необходимых для выражения своих мыслей терминов.

Дядя Лью курил трубку и, морща коричневую кожу под глазами, смотрел на дядю Берта, который, прикусив губу, долго колебался, прежде чем начать действия. Но дядя Лью все равно выиграл партию в шахматы. Дядя Джеймс подмигнул тете Гертруде и сказал, что ему бы хотелось пройтись, и что не составила бы она ему компанию. Она согласилась.