Уильям Котцвинкл: Ип, инопланетянин, и его приключения на Земле

Подождав немного и убедившись, что все в порядке, инопланетный ботаник повернул к выходу. Он миновал цветущую сакуру, лианы с берегов Амазонки, на мгновение остановившись перед приветливо качнувшимся навстречу листом обыкновенного хрена. Погладив растение, он покинул храм и, пройдя пульсирующий коридор, спустился из светящегося люка.

Очутившись на ночном воздухе, он окутал себя облачком-дымкой и отправился продолжать поиски. По дороге он повстречал коллегу, который бережно нес корешок пятнистого веха. Они не встретились взглядами, но что-то запылало у них в груди, словно багряный огонь осветил изнутри тонкую, прозрачную кожу там, где находилось сердце. А через несколько шагов, когда малютка-ботаник миновал своего товарища с корешком и ступил на каменистый склон, его сердце-фонарик погасло. Окутанный дымкой, он пересек заросли высокой травы, скрывшей его с головой, и очутился на краю рощи вечнозеленой секвойи. Стоя под исполинскими деревьями, рядом с которыми казался муравьем, он повернулся к кораблю, обожаемой старинной игрушке, в которой ему довелось путешествовать столько веков. На трапе и поблизости от него, словно светлячки, мерцали сердца-фонарики его товарищей. Убедившись, что убежище близко, и зная, что еще есть время, прежде чем нагрянет опасность, он углубился в полную ароматов рощу.

Вокруг пели козодои, стрекотали невидимые насекомые, а маленький ботаник пробирался во мраке, похожий на лешего, сходство с которым добавлял вытянутый книзу, волочащийся по лесной подстилке живот; вообще-то он был очень удобен - придавал устойчивость благодаря низкому центру тяжести. Из-под бутылкообразного живота торчали, будто росли прямо из него, крупные перепончатые лапы, а по бокам свисали длинные, как у орангутана, руки. Словом, с такой наружностью инопланетянин не мог рассчитывать на любовь землян с первого взгляда. Робость сознававших это малютки-ботаника и его коллег так и не позволила им за миллионы лет попытаться вступить в контакт с какими-либо представителями Земли, кроме растений. Возможно, кто-то счел бы это ошибкой, но инопланетяне достаточно долго наблюдали за землянами, чтобы понять, что чудесный корабль для них прежде всего мишень, а сами они - мечта таксидермиста, набивающего чучела для витрин.

Поэтому инопланетянин передвигался по лесу медленно, настороженно осматриваясь выпученными, как у гигантской скачущей лягушки, глазами. Он знал, каковы шансы у такой лягушки выжить на городской улице. И можно ли помышлять о том, чтобы передать свой опыт и знания землянам, появившись на заседании какой-то их всепланетной организации, когда твой нос похож на сплющенную брюссельскую капусту, а сам ты напоминаешь раздувшуюся опунцию.

Он крадучись ковылял вперед, касаясь пальцами листвы. Пусть другие выходцы из космоса, более близкие к гуманоидам, наставляют их. Его же интересовал только торчащий невдалеке крохотный росток секвойи, который он уже давно заприметил.

Остановившись у цели, он внимательно осмотрел побег и принялся выкапывать его, бормоча на непонятном языке таинственные, неземные слова; впрочем, растеньице, казалось, понимало их, и, безболезненно перенеся тяжелую операцию, уже расслабленно лежало на крупной, изрезанной морщинами ладони.

Инопланетянин обернулся, разглядывая слабый дразнящий свет небольшого городка, раскинувшегося в долине за деревьями; этот свет уже давно манил его, а сегодня была последняя ночь, когда он мог удовлетворить свою любознательность - ведь именно сегодня завершался исследовательский этап. Теперь корабль покинет Землю на долгий срок, до следующей глобальной мутации земной флоры, которая произойдет через много веков. Сегодня последняя возможность заглянуть в освещенные окна.

Он осторожно выбрался из рощи и спустился к краю просеки, прорубленной на склоне на случай лесного пожара. Море ярких желтых огоньков неудержимо притягивало его. Он пересек просеку, задевая животом низкий подлесок; ему будет что порассказать товарищам во время долгого-предолгого возвращения домой - все с интересом будут слушать о земном приключении одинокого путешественника-опунции, привлеченного светом земных окон. Древние морщинки по уголкам глаз заулыбались.

Он ковылял вдоль края просеки, неуклюже переставляя перепончатые лапы с длинными растопыренными пальцами. Земля не самое подходящее место для таких конечностей; там, где он вырос - другое дело. Там, где среда в основном жидкая, одно удовольствие плескаться и плавать, легонько подгребая лапами, а по твердой почве приходится шлепать лишь изредка.