Юрий Козлов - Проситель

-- А вот и нет, -- рассмеялся Коля, зачем-то снова нахлобучив на голову дурацкую бейсболку. -- Это только так кажется. Это хитрая такая прививка против мужества и справедливости, то есть, в сущности, против... -- понизил голос, -- Бога! Обреченному на заклание стаду овец прививается мыслишка, что волчишка в первую очередь убивает в основном плохих, в чем-то таком замешанных (скажем, в том, что щипали в неположенном месте траву) овец и -- одновременно -- что все овцы как бы должны быть волками. Не в смысле, естественно, зубов, а в смысле отсутствия сострадания и жалости. Но зубастый и безжалостный волк -это естественно. Беззубая же и безжалостная овца... это пародия, издевательство над Господом. Но что такое пародия, замещающая истину? -воскликнул Коля. И сам же ответил: -- Это преддверие конца света! Ты уже привит, Берендеев. Знаешь, зачем это делается? -- И, не дожидаясь риторического вопроса Берендеева, объяснил зачем: -- Чтобы овцы, когда придет пора массово их резать, не боялись волка, не затоптали с перепугу его копытами. А главное, чтобы понимали волчью логику: волк должен резать. Понимание в данном случае, господин Берендеев, есть выражение согласия быть зарезанным. Это очень важно. Овца с внедренными элементами волчьего мышления, но без волчьих зубов и силы -- это нонсенс, конец. Это не народ, господин Берендеев, не божье стадо -- это биомасса. Ничего не поделаешь, -- вздохнул, как-то вдруг внезапно успокоившись, -- грядет экономический кризис, каких еще свет не видывал. Сначала жахнет по финансам, потом по промышленности, а там и по жратве. Все к этому идет.

-- Возможно, -- не стал спорить Берендеев, -- только на кой черт этих овец резать? Пусть бы себе мирно паслись...

-- Я тоже так думаю, -- вздохнул Коля, -- но они, к сожалению, думают иначе.

-- Кто -- они? -- Берендеев подумал, что Коля начинает его разочаровывать.

-- Я уже и сам не знаю, -- посмотрел куда-то поверх крыш (как будто волки должны были прилететь по воздуху) Коля. -- Знаю только, что я не на их стороне. Ну да, конечно, -- вернул сторожевой взгляд из горних пределов на грешную землю, -- все очень сложно и очень просто одновременно. Ты читаешь газеты, там да, сложно, тысячи объективных и субъективных причин. Я вижу жизнь, в ней все предельно просто. Одни сживают со свету других. Я не возражаю, когда люди богатеют за счет труда или ума. Возражаю, когда одни живут -- и как, сволочи, живут! -- потому что другие подыхают. Это -- основной закон преступного мира. Сдохни ты сегодня, а я завтра. Разве я виноват, что он сделался универсальным законом для всей страны?

-- Неужели главные, самые хитрые и злые, волки засели в этом... "Сет-банке"? -- спросил Берендеев. У него не было сомнений, что, расследуя многочисленные уголовные и экономические преступления, Коля слегка сдвинулся. Такое иногда случается с милиционерами. Ну зачем он ходит в этой бейсболке?

-- Слушай, Берендеев, -- Коля явно не торопился разубеждать Берендеева, -ты же писатель, то есть аналитик и наблюдатель. Скажи честно, как тебе жилось при той? -- кивнул на любовно высаженные старухой садовницей фиалковый лозунг "Слава КПСС!" и серп и молот из ярко-алых, в цвет пролетарского знамени, коротких цветов, названия которых Берендеев не знал. "Может быть, это левкои?" -- Берендеев много читал про левкои, но никогда их не видел.

-- В материальном смысле очень даже неплохо, -- не стал лукавить Берендеев, -- хотя, конечно, смотря с чем сравнивать.

-- Но при этом ты ненавидел власть?

-- Я про это читал, -- сказал Берендеев, -- в газетах, где все... усложняют.

-- Про что читал? -- удивился Коля.

-- Что СССР являлся коллективным бессознательным русского народа; что все мы одновременно любили, боялись, ненавидели и презирали ту власть. Впрочем, я не уверен, что ненавидел. Презирал -- да, но не боялся. Не любил, но не ненавидел.

-- Ты счастливый человек, -- вдруг на полном серьезе произнес Коля.

-- Вот как? -- в проживаемой жизни писатель-фантаст Руслан Берендеев ощущал себя как угодно и кем угодно, но едва ли -- счастливым.

-- Человек, который может позволить себе до седых волос быть ни в чем не уверенным, -- счастливый человек! -- как гвоздь вбил в скамейку Коля и, подумав, добавил: -- Если луна -- цыганское солнце, то русское счастье -- не быть ни в чем уверенным и, следовательно, ничего не делать и ни за что не отвечать.

Берендеев подумал, что Россия -- мать новой и весьма перспективной науки -- политического психоанализа, политпсиха, точнее, самополитпсиха. Число людей, желающих, так сказать, без отрыва или в отрыве от производства ею заниматься, было стабильно велико. У науки имелись все шансы не захиреть.