Юрий Козлов - Проситель

Берендеев обратил внимание, что Дарья налегке -- без привычной хозяйственной сумки, -- и сделал вывод, что ходить в магазин за продуктами отныне придется ему, бескрылому.

Дарья шла навстречу мужу, чему-то улыбаясь. Лицо ее было прекрасно. Берендеев подумал, что с ним, при нем, в его присутствие она никогда так не улыбалась.

В сумерках жена не принадлежала Берендееву.

Он посмотрел на часы. Но мог бы и не смотреть: обменные пункты в Москве работали круглосуточно. Ничто, стало быть, не мешало превратить сто долларов в рубли и купить шампанского.

-- А, это ты, -- без малейшего удивления посмотрела на Берендеева Дарья.

-- Соскучился, -- честно признался тот.

-- Я знаю, -- спокойно ответила Дарья, -- ты пятнадцатый год по мне скучаешь.

Они вроде бы шли рядом. Вроде бы ничего не произошло, но Берендееву казалось, что он пытается поймать, удержать возле себя то ли сиреневые сумерки, то ли заваливающееся за горизонт малиновое монгольфьер-солнце, то ли скользящие по асфальту тени. То есть нечто такое, что поймать, удержать совершенно невозможно.

Вдруг сделалось смертельно тихо. Берендеев услышал шарканье тысяч ног по асфальту, кручение тысяч колес по широкому Кутузовскому проспекту. Не услышал только ответа Дарьи на свое предложение выпить шампанского.

-- Зачем? -- наконец равнодушно отозвалась Дарья.

"Вообще? Или со мной?" -- хотел спросить Берендеев, но не спросил. Дарья любила выпить. Следовательно, она в данный момент отказывалась не вообще пить, а именно с ним, со своим мужем Русланом Берендеевым.

-- Ты бы хоть позвонила, -- укорил он жену, -- узнала, как девчонки.

-- Я не верю, -- произнесла после паузы Дарья, -- что тебя это действительно волнует. Ты не это имеешь в виду.

-- Что же я, по-твоему, имею в виду? -- опечалился ее ошибочной уверенностью Берендеев. Был редкий случай, когда он имел в виду именно то, что сказал.

-- Ты имеешь в виду, что на работе много мужиков, -- это раз. Что мне, как ты полагаешь, там с ними нравится -- два. Что я задержалась там на... -посмотрела на часы, -- час двадцать, да? Три. Что не позвонила тебе, не доложилась -- четыре. А пять... Что у нас пять, Берендеев?

-- Да ты сама знаешь. -- пожалуй, впервые в разговоре на вечную (для Берендеева) тему он не ревновал Дарью к неведомым мужикам (торговцам металлическими окатышами и ферросплавами) на ее работе, вообще не ревновал к мужикам. Что-то неизмеримо (опять-таки для Берендеева) большее стояло на кону. Даже не дети и не пятнадцать прожитых вместе лет.

-- Что знаю? -- поинтересовалась Дарья.

-- Что нет ничего более похожего на ложь, нежели правда, и что нет вернее способа выдать правду за ложь, нежели довести ее до абсурда.

-- Я знаю только то, -- чеканно, как будто готовилась к этому разговору, произнесла Дарья, -- что вынуждена работать, потому что денег, которые зарабатываешь ты, Берендеев, нам не хватает даже на еду. Ты посмотри, -добавила с горечью, -- в чем я хожу!

"И нет вернее способа уйти от сути проблемы, нежели расколотить ее, как зеркало, -- подумал Берендеев, -- осколки вроде бы сохраняют все признаки целого, но ни в коем случае этим целым не являются". Но ничего не сказал.

Он опустил руку в карман, извлек сто долларов.

-- Это тебе. Ты права, что-то я расслабился в последнее время. Попробую исправиться.

Берендеев загадал: если она возьмет бумажку -- все будет хорошо. Мосты еще не окончательно сожжены. Точнее, они уже горят, но пока еще не рухнули в пропасть. Он почувствовал, как клонится вниз его рука. Это было невероятно, но бумажка на ладони вдруг сделалась неподъемно тяжелой, как будто невидимая пуповина соединяла ее с центром земли -- с той самой точкой, в которой сходится вся тяжесть мира. Берендеев вспомнил про знаменитый былинный "узелок Святогора". Дурная какая-то промелькнула мыслишка, что он сейчас предлагает Дарье... весь мир, она же намерена предпочесть миру... всего лишь тень истинной тяжести, пустоту. "Возьми! Умоляю тебя, возьми! Я загадал!" -- немо вопил Берендеев, чуть ли не насильно впихивая Дарье в руку вдруг странно облегчившуюся, обнаружившую сходство с как бы отдельно существующим (птичьим, насекомьим?) крылышком бумажку, как бы рвущуюся прочь от Дарьиной руки купюру.

"Боже мой, -- подумал Берендеев, -- почему истина всегда тяжела, как земля, а обман легок, как воздух?"

-- Поздно, -- отвела его руку с трепещущей в сумеречном воздухе бумажкой, как шлагбаум на пути (куда?), Дарья. -- Сто долларов это... тьфу, Берендеев, оставь себе на пиво. Мне теперь... -- чуть слышно, как будто не мужу, а себе сказала Дарья, -- ничего не надо.