Софус Михаэлис - Небесный корабль

Спуск вниз был тоже без ступеней, но все суживался, как галерея в шахте, и цвет сближавшихся стен становился все ярче и ярче вплоть до цвета пылающих угольев. Эрколэ успокаивал себя, дотрагиваясь до стен рукой не заметно было ни малейшего повышения температуры. Тем не менее, ему казалось, что он спускается в толку кочегарки, где кипит котел, работают машины. Впрочем, он не замечал ни малейшего сотрясения, ни вращения механизма.

Наконец, он очутился в небольшом полутемном, пурпурной окраски, помещении, больше всего напоминавшем штурманскую рубку, где производятся измерения долготы и широты места. На столе развернута была огромная карта. А из середины круглого пола торчала толстая блестящая металлическая труба, похожая на окуляр зрительной трубы, направленный, в противоположность всем другим обсерваториям, вертикально вниз.

На верху лесенки-стремянки сидел человек и смотрел в эту трубу, как в гигантский микроскоп, словно изучая внутренность земного шара. Эрколэ Сабенэ не видно было его лица, прильнувшего к стеклу и прикрытого с боков щитом сложенных ладоней.

Голова не шевелилась. Можно было подумать, что наблюдатель уснул над микроскопом, труба которого уходила вглубь — бог весть, как глубоко.

Эрколэ Сабенэ не понравилось это помещение. Ему чудилось, что самый воздух здесь заражен лихорадкой. Но теперь не следовало больше поддаваться никаким таким ощущениям, а добираться прямо до сути этой никчемной мистификации.

Эрколэ несколько раз обошел кругом наблюдателя и демонстративно откашлялся.

— Доброе утро! — произнес он затем самым веселым и ровным тоном. Безуспешно повторил свое приветствие погромче и, наконец, прямо закричал:

— Доброе утро!.. Простите, что я нарушаю ваш сон. Но тут, по видимому, нигде ни души живой! Прислуга попросту никуда не годится. Прямо неприлично для первоклассного учреждения. Доброе утро, почтеннейший!

Но только потянув наблюдателя за рукав, он заставил его выпрямиться. Это оказался доктор Крафт; он смотрел на нарушителя своего покоя одним широко открытым глазом, продолжая щурить другой, что придавало ему вид рассерженного циклопа.

— Что вы сказали?

— Я сказал: доброе утро.

— Что же вы хотели этим сказать, дружок?

— То, что я сказал: доброе утро!

— Это полнейшая бессмыслица, товарищ. У нас нет больше ни утра, ни вечера.

— Да, я уже заметил. И все это мне достаточно надоело. Я требую, чтобы меня выпустили отсюда.

— Выпустили? Ха!

— Да, не угодно ли вам немедленно указать мне выход! Безразлично, с парадного или заднего крыльца. Я сыт по горло вашим заведением, где не видишь ни солнца, ни луны. Мне необходимы воздух, дневной свет, понимаете? Я не привык сидеть взаперти в подвальных обсерваториях.

Циклоп изумленно зафыркал.

— Солнце, луна, дневной свет, подвальные обсерватории… Что за чепуха? Что вам нужно: солнце или луну?

— Я бы предпочел и то и другое!

— Только по очереди. Впрочем, солнце всегда к вашим услугам.

И Крафт спустился со своей стремянки, словно собираясь тотчас исполнить желание Эрколэ.

— Я даже не знаю, ночь сейчас или день. Я — как в коробке. Покажите мне выход…

— Выход?

— Да! Вы глухи, что ли? Должен же здесь быть выход, чорт побери I Будет ли всему этому конец?

— Милое дитя, вы хотите видеть выход? Конец?

— Именно! И немедленно!

Крафт сострадательно склонился к Эрколэ Сабенэ и улыбнулся прямо в лицо ему:

— Конец тут, друг мой, — сказал он, хлопнув рукой по зрительной трубе.

Эрколэ Сабенэ начал не на шутку сердиться и закричал:

— Меня совершенно не интересуют ваши дождевые черви или гусеницы, над которыми вы тут корпите!

— Конец тут, говорю я вам. Можете сами поглядеть.

— Не хочу я больше глядеть! Неужели вы не понимаете, что с меня уже достаточно!

— Да вы все еще ровно ничего не понимаете? Но вы увидите, товарищ, вы должны увидеть конец — выход для всех нас. Подите сюда!

Эрколэ. Сабенэ был итальянский воин и герой, но не крупного калибра. Крафт схватил его правой рукой, словно собираясь посадить к себе на левую ладонь. Но, вместо того, втащил на верхнюю ступень стремянки и насильно пригнул строптивую голову к стеклу окуляра..

Эрколэ Сабенэ сначала сопротивлялся было, но едва ресницы его коснулись стекла, бес любопытства взял в нем верх. Его взгляд с жадностью хищной птицы, камнем падающей сверху на свою добычу, упал в мистическую трубу, ища чего-нибудь поинтереснее дождевых червей или гусениц.