Владимир Пузий: Хорошие новости

В другом зале вьюноша, хрупкий телом и душою, нахлобучил сенсор-шлем и рисовал картины в своем воображении. Зрители могли видеть их на мониторе: диковинные цветы, причудливые птицы, нагромождения кристаллов… увы, примерно раз в две минуты все это высокодуховное великолепие расплывалось, шло волнами, вместо птиц и цветов возникали совсем иные образы: обнаженные грудастые тетки мастерски ублажали молодого человека, в котором не без труда угадывался автор этих шедевров.

Еще один творец инсталлировал в изображение собственный голос: с помощью звукописца его песни становились цветными картинками. Вокалистом он был неважным, что с бездушной тщательностью подтверждали полотна.

— Полный отстой, — прокомментировал Спицин, когда они наконец оставили художников в покое и сели пообедать в подземном ресторанчике неподалеку от Кузнецкой. — БоБо нас на промокашки порвет. Будем бедные.

— И поэтому, — сказал Арутюнов, допивая кофе, — сейчас мы полетим… где, ты говорил, живет Маргоша? на Коперника? Вот на Коперника и полетим.

13:28

«Муха» неслась над городом почти на предельной скорости. Спицин вывел ее на верхнюю воздушную трассу, здесь поток машин был плотным, в ярких лучах солнца выблескивали серебристые бока «блюдец», отливали алым корпуса «фламинго», матово светились «жукобусы». Под ними на меньших скоростях летел транспорт погабаритнее, а уж по земле ехали либо заядлые консерваторы, либо те, чей пункт назначения находился поближе, не в пригороде.

Зато в пригороде — тише и воздух чище, не всякий может себе позволить жить там. Соболевская — могла.

О Маргоше в редакции слухи давно ходили… разные. Она умела то, чего остальным не удавалось — и не только в «Вестях», но и на других каналах. Это ведь лишь кажется, что хорошие новости найти проще простого. Собственно, когда-то так оно и было — было да сплыло.

«Мы наблюдаем лишь начало „гонки вооружений“ , — писал Лекуантре в „Рутинной радости“, — первый и самый безобидный из этапов. Владельцы ТВ-каналов не могут себе позволить пускать в эфир некачественный продукт, даже когда речь идет о навязанных, мало кому интересных (так только кажется) „хороших новостях“. Телевизионщики обязаны будут сделать ХН привлекательными.

Сейчас сам факт их трансляции, новизна — лучшие стимулы для того, чтобы мы, не отрываясь, пялились в экран. Спасение котенка, который забрался на дерево и не может спуститься. Школьники, по собственной инициативе помогающие старушкам. Успехи нашей футбольной команды. Все это мы уже видим — и привыкаем точно так же, как привыкали к землетрясениям, наводнениям, захватам автобусов террористами. Вот-вот наступит момент, когда зритель с зевком („Опять то же самое!“) потянется к пульту управления.

И тогда наступит эра новых „хороших новостей“. Журналисты поневоле должны будут проявлять все большую изобретательность; возможно, повышать собственный кругозор, чтобы найти, вычленить, правильно подать все более радостные „хорошие новости“.

Появится новая индустрия, новая профессия. И сенсор-журналистика, которая недавно подтвердила свою жизнеспособность, рано или поздно вынуждена будет учитывать разделение на блоки позитивной и негативной информации (что само по себе — нонсенс, ибо информация не может, не должна быть со знаком „плюс“ или „минус“).

[…] Мы теряем право самостоятельно оценивать то, что происходит. О да, большинство событий кажутся (подчеркиваю — кажутся) вполне однозначными. Тайфун разрушил дома на побережье — плохо? Плохо. Но строительные фирмы, пожалуй, оценят это в несколько ином ключе. Изобретен или подарен удодами новый способ получения энергии, экологически чистый и дешевый. Великолепно? Скажите об этом хозяевам заводов по производству двигателей внутреннего сгорания!

Постепенно, исподволь у нас отнимают право думать, размышлять, анализировать. О, это происходит как бы с нашего согласия, никто ведь не приковывает нас наручниками к телевизору, никто насильно не читает нам утренние сводки новостей из газет.

Но теперь журналисты будут конкурировать друг с другом, в том числе — за то, чтобы решать, что есть „хорошо“ и „плохо“. И за то, чтобы именно своими „хорошо“ и „плохо“ привлечь наше внимание.

Боль, страх, чужие горести уже стали для нас обычным делом. Теперь наступает черед радости.

И не нужно думать, что это будет так легко — вызвать позитивные эмоции у тех, кто ими пресыщен донельзя».