Михаил Чернолусский - Фаэтон

— Я все сказал. Вы ничего не поняли?

— Понял, понял, браток. Только ты мне скажи — для каких делов земля требуется и сколько ее надобно вам? Может, ее завезти с Земли?

Переводчик опять посмотрел на мэра и тихо проговорил:

— Этого я не знаю.

— Не знаешь? А он знает? — Ефрем кивнул на мэра.

Мэр улыбнулся.

— Я думай — сначала надо обед. А потом иметь секретный переговор. Как это сказать? Один плюс один.

— Один на один, — поправил переводчик.

— Вот-вот: один на один. Вы согласен?

Ефрем быстро сообразил, что надо хорошенько поторговаться, все разузнать и разнюхать, чтоб решить — как им быть дальше. Походило на то, что мэр согласится на любые условия, лишь бы Ася помогла им. И хотя он никак не мог понять, почему здесь не могут добраться до почвы, которая людям нужна, он решил эти загадки не разгадывать, а думать первым делом о своем интересе.

Он сказал мэру:

— Согласен. Айда обедать.

Новые башмаки Асе показались тяжелыми, но теперь, по крайней мере, она не проваливалась в асфальте. Само по себе это событие ее очень занимало: все идут по улице нормально, а она не может шагу шагнуть. Что за чудо? И почему в новых башмаках она не проваливается? Опять чудо? Но она воздерживалась от расспросов. Прежде всего, наверно, потому, что чувствовала со стороны окружающих к себе особое отношение, будто она должна все знать, она тут главная… А сегодня, когда матушка эта, видимо, самая главная в городе, осыпала ее в знак почета холодными огоньками и потом мэр назвал ее маленькой королевой, Ася и вовсе растерялась. Она чувствовала, что даже Ефрем ничего не может тут понять, а где уж ей расспрашивать? Чудеса происходят на каждом шагу, и к тому же такие, которые ей даже во сне не снились. Если допустить, что это, как говорил дядя Ефрем, проделки хитрых волшебников, то почему все-таки только ей слышался голос в пустыне, почему, только она не может ходить по асфальту, почему ее одну благословила холодным огнем главная старушка?

Но, пожалуй, больше всего Ася беспокоилась за Ефрема. Ей казалось, что этот горячий человек — в том, что он горячий, она не раз уже убеждалась, — обязательно поссорится с фаэтами, он может подраться, избить переводчика или желтых солдатиков — назойливых и вредных, которые уже даже ей надоели. Она старалась быть рядом с Ефремом. Так и для нее безопаснее, и Ефрему в критическую минуту она может прийти на помощь, потому что с ее словом, она чувствовала, здесь обязательно посчитаются.

Вот и сейчас, за обеденным столом она хотела сесть рядом с Ефремом, но с ним сели мэр и переводчик, а ее посадили рядом с главной матушкой. Главная матушка ничего не ела, а только пила из золотой чашки мелкими глотками какую-то мутного цвета жидкость. Асю удивил желтый цвет ее лица, а чепчик на голове теперь был белый. Рядом с Асей сидел сухой старенький переводчик, похожий на китайца, но старушка молчала, молчал переводчик. Лишь однажды старуха погладила Асю по голове и произнесла писклявым голосом что-то похожее на слово «хык», что переводчик тут же перевел, сказав Асе: «Ешь».

Ася несколько раз робко поглядывала на старушку, желая ее спросить про странный асфальт, в котором проваливались ее ноги, и про ботинки, но старуха сосредоточенно о чем-то думала и не смотрела на Асю. Тогда вдруг зашептал переводчик в самое Асино ухо:

— Ты хочешь о чем-то спросить матушку? — Ася кивнула головой. — Спрашивай меня. Матушка знает только язык наших предков, а земные языки не знает. Что будет в моих силах, я сам тебе отвечу. Но сначала ты должна поесть. Видишь, уже подали второе.

— А что это? — спросила Ася, посмотрев на блюдо. — Жареная курица. Кажется, у вас это блюдо называют «табак».

— Цыпленок табака, — поправила Ася.

— Да, цыпленок табака.

— А где же косточки у курицы? Переводчик тихо засмеялся.

— Зачем тебе косточки? У нас — курица совсем не такая, как у вас. Цыпленок, вылупившись из яйца, оказывается в другом яйце, большего размера, и продолжает там расти в особом режиме. Цыпленок увеличивается в объеме, но без перьев, ног и клюва. Поняла? Это самое нежное мясо, которое у нас называют «Деликатес-100». Почему сто? Потому что у нас есть еще сто блюд, усовершенствованных подобным образом нашими фирмами.

Ася представила себе курицу без перьев, ног и клюва и почувствовала вдруг тошноту.

— Спасибо, — сказала она. — Я уже сыта.