Вячеслав Куприянов - Башмак Эмпедокла

Посмотри на себя

Посмотри на других

Посмотри на себя глазами других

Посмотри на себя глазами других

глядящих в себя твоими глазами

и т. д.

После сорока подобных строчек у поэта начиналась кессонная болезнь, и если бы не его знакомство с водолазным делом, ни один врач бы не догадался, что с ним происходит. А Померещенский сам поставил себе верный диагноз и повернул это состояние себе же на пользу: как только у него закипала кровь, он тут же прерывал «медитацию» и срочно писал обличительные трактаты: «Против буржуазии»; «Против масонов»; «Против гравитации» и тому подобное Раскрывается и загадка оглушительного чтения собственных стихов нашим больным: он просто глушил подобным образом свою зубную боль. Зубы заговаривал. Но в основном времени болеть не было, и только болезнь роста он считал для себя хронической. Поэтический сборник «Стихи разных размеров» был проиллюстрирован многочисленными костюмами Померещенского, среди них преобладали клетчатые и полосатые, с клетчатыми соседствовали двустопные размеры, ямб и хорей, полосатые соответствовали гекзаметрам. Отдельно был представлен фрак, о котором известно высказывание его хозяина: «В торбе каждого поэта должен быть фрак Нобелевского лауреата». Белые стихи мелькали среди светлых костюмов, они писались летом, скорее всего у черного моря, и были особенно элегантны. Листая сборник, хотелось добраться до свободных стихов, чтобы узнать, чему они соответствуют в гардеробе поэта, но это были обычные костюмы, но не застегнутые на все пуговицы, а нараспашку, и так как самого поэта в них не было, то пуговицы не сразу бросались в глаза. Отдельно были изображены брюки, пошитые Померещенскому молодым Эдиком Лимоновым, когда пошив брюк еще стоил 15 рублей.

— Что писать? — спросил тогда Эдик Померещенского, когда тот примерял брюки.

— То же самое, — посоветовал Померещенский, — но только в Америке и для французов.

Так родился писатель Лимонов.

Отдельно были изображены пиджаки, украденные у Померещенского еще в студенческом общежитии. Они были нарисованы им самим по памяти и изготовлены еще в социалистических странах. Окружали их стихи о геологических партиях и борьбе за мир. В конце сборника были стихи о загранице, тоске по родине, по-германски гениально-туманные намеки об уходе из этой жизни в другую, что сопровождалось уже теплой верхней одеждой, дубленками, волчьей шубой и заячьим тулупчиком, как будто автор действительно вот-вот уйдет на мороз, а затем и в историю.

Назад, мой читатель! Не спешите провожать в историю нашего героя. Да и на мороз провожать его рискованно, не успеешь моргнуть, как он выпорхнет где-нибудь под солнцем Аравийской пустыни, но в оазисе, но среди пальм, чья горделивая осанка напоминает нам вдохновенное вечное перо. Наш герой неисчерпаем, как атом, а его тоска по пальме, стремление от дерева к саду, от сада к дремучему лесу, этот побег от одиночества к шуму вселенского карнавала, все это вело его к проповеди массового искусства, апофеозу братства всех полуграмотных. Он мечтал в своих ранних эссе о том времени, когда вслед за братьями Гримм, за Гонкурами, все люди станут братьями и все будут сочинять. Ведь создали же братья Люмьеры такое счастливое положение, что все неграмотные стали братьями по кино. Но Померещенский проповедовал другое, грамотное направление — жалобизм. Пока братья недовольны друг другом, они все вместе пишут одну книгу — великую книгу Жалоб, которая в отличие от тибетской «Книги мертвых» никогда не может быть завершена. Доступ к этим книгам был затруднен, их прятали, их не выдавали, а на пишущих пытались оказывать нажим, утверждая, что точное название такой книги — книга Жалоб и Предложений, поэтому, пожалуйста, пишите побольше предложений и поменьше жалоб. Однако жалобы оказались сильнее предложений, что и стало в результате зародышем гласности и началом нового мышления. Успех жалобизма связан с едой, почти по Бертольту Брехту, сначала жратва, потом писанина. У кого наоборот, те считаются профессионалами. Суть же направления в том, чтобы тон задавали любители, то есть массы. Жалобизм был истоком многих современных течений, хотя и уходил своими корнями в глубокое прошлое как словесности, так и общественного питания. Померещенский утверждает, что в этом движении впервые после призыва пролетариев в литературу осуществлено творчество всего народа. Это подтверждают примеры: