Юрий Тарский: Искатель. 1968. Выпуск №1

— Ну как хочешь. А я потяну перед дорогой. Спустим ся вниз, там уже не покуришь.

— Уже дошли?

— Ишь обрадовался! Радоваться, брат, нечему. Нет, еще не дошли, но там внизу сидят пулеметчики, минометный расчет, противотанковое на прямой наводке и наше боевое охранение. Хорошая компания. С ними не очень-то покуришь. Дисциплина! Так что зайдем к командиру батальона — доложимся.

Он затаптывает окурок ногой, и в это время стрельба как по заказу прекращается.

— Договорились, видно, — снова улыбается Сычев.

Я раньше никогда не знал, что он такой веселый парень. — Вставай, Леха, пора нам в путь недалекий. Еще посидим там, посумерничаем.

— А чего же мы тогда так рано идем? — недоуменно спрашиваю я.

— Добраться надо засветло. А то свои вкатят пулю, тогда иди жалуйся!

Отряхнувшись, мы снова тащимся по крутому склону, огибая высотку. До чего же они все похожи одна на другую! Я всегда удивлялся, что есть люди, которые хорошо ориентируются в лесу. Но здесь это просто какое-то чудо — все одинаковое…

Мне ужасно надоел автомат. Болтается за спиной, трет спину, звенит. Для меня привычнее оружие шифровальщиков. Лежат в нагрудном карманчике три карандаша. Одним из них — у нас такие карандаши зовут «зверем» — можно давить по десять копий сразу. Дорогая штука, я за него в штабе фронта две бутылки французского коньяка отдал. Правда, коньяк я не люблю, но можно было бы за него чего-нибудь интересней получить.

Я уже не держу интервала, поскольку мин нет, а Сычев начинает рассказывать интересную историю про свой первый выход в разведку.

Хороший он парень, оказывается. Скорее всего, просто хочет меня подбодрить.

За разговором мы доходим до штаба батальона. Это маленькая земляночка, где сидят командир батальона — мрачный капитан с перевязанной рукой, его адъютант старший — так в батальоне зовется начальник штаба, два связиста и прехорошенькая сестричка.

Здесь с нами много не разговаривают. Нам выдан связной, и мы идем дальше.

Связной спешит, он хочет вернуться засветло, поэтому идет быстро. Ему хорошо, дорога знакомая, а я то и дело спотыкаюсь. Тропинка идет вниз, среди низких деревьев и кустов. Слева и справа небольшие лужайки.

— Вы особенно по сторонам не интересуйтесь, — говорит вдруг связной. — Сколько мин, проклятый, оставил — не сосчитать. У нашего капитана позавчера жена подорвалась. В санбат отвозил. Жива ли, нет — не знаем.

— Ах, вот почему он такой! — вырывается у меня.

Перед нами большой луг, поросший яркими красными цветами. Я не знаю, как они называются по-местному — что-то вроде наших маков. Луг и есть нейтральная полоса. На той высотке и вокруг нее расположились фрицы.

А здесь — наши. Две пушечки на прямой наводке — как их только сюда дотащили? — плюс хорошо замаскированная позиция минометов. И пехота, целый взвод.

Мы сидим в маленьком окопчике. Сычев о чем-то весело беседует с командиром взвода — они воевали вместе в сорок третьем году. Сычев с каждым воевал когда-нибудь вместе. А я смотрю во все глаза. Сейчас тихо, но стоит нам высунуться, наверное, начнется веселый сабантуй. Я отдыхаю, перебрасываюсь ленивыми замечаниями с молоденьким пулеметчиком, привалившимся к дереву. Мы с ним вместе не воевали, зато живем в Москве на соседних улицах. Выходит, земляки.

Ждем, когда немного стемнеет. Приказ мы оба заучили наизусть, уже проверили — остается ждать. И время тянется нестерпимо медленно. Мы с пулеметчиком уже перебрали все окрестные кинотеатры и школы, побывали на стадионе «Локомотив», а Сычев все сидит со своим младшим лейтенантом и оживленно говорит о чем-то.

Немного темнеет. Деревья становятся расплывчатыми, теряют свои четкие очертания. Наверное, пора.

Сверху кто-то ползет. Ползет неумело, слышно, как он сопит и как сыплются комья земли.

Я воинственно хватаюсь за автомат, который пока что без дела лежит рядом со мной.

— Это же наша Машенька, — говорит мой собеседник. — Положи свое ружье.

Из-за куста действительно появляется Машенька, та самая хорошенькая медсестра, что мы видели у командира батальона. Она располагается рядом с нами, и только я начинаю интересный разговор, как появляется Сычев. Я даже не заметил, что он куда-то исчезал. Сычев обмотал вокруг туловища свою плащ-палатку, которая до сих пор развевалась вокруг него, как гусарский ментик, убрал кортик и выглядит, полностью по-походному. Глядя на него, я понимаю; что прелюдия кончилась, начинается настоящее. Я беру автомат и молча следую за ним.