Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1

Отлично. Если в ту первую ночь ей было плохо и он отправил ее отдыхать, это автоматически исключало 1, 2, 3 и 4-й пункты. А пункты 5-й и 6-й полностью теряли свое инкриминирующее значение. Но дальше это умозаключение разбивалось вдребезги о пункт 7-й.

Если она, почувствовав себя плохо в первую ночь, сразу же уехала, почему же он не захотел провести в спальне последнюю? Что это, чувствительность? Едва ли. Две прекрасные кровати в одной комнате, а в другой — только диван или неудобное кресло. Так почему же тогда он спал именно там, если она уже уехала? Только потому, что он скучал по ней, что ему было одиноко? Взрослому мужчине такое несвойственно. Хорошо, значит, она все еще была там».

В этот момент стройный ход моих мыслей нарушил вернувшийся Сэм.

— Это номер пятьсот двадцать пять по Бенедикт-авеню. На четвертом этаже в квартире, что выходит во двор, живут мистер и миссис Ларе Торвальд.

— Шшш, — зашипел я и жестом приказал ему исчезнуть.

— То он это требует, то ему это, оказывается, не нужно, — философским тоном изрек он и вернулся к исполнению своих обязанностей,

Я стал рассуждать дальше. Если прошлой ночью она еще была там, в спальне, значит она вообще не уезжала, ведь сегодня я не видел, чтобы она уходила. Незаметно от меня она могла уехать только вчера рано утром. Заснув, я пропустил несколько часов. А сегодня я встал раньше его и, уже просидев некоторое время у окна, увидел, как он поднял голову с того дивана.

Следовательно, если она на самом деле уехала, она могла это сделать только вчера на рассвете. Почему же тогда до сегодняшнего дня он не поднимал штору на окне спальни, не прикасался к матрасам? И прежде всего почему он прошлой ночью не зашел в ту комнату? Это говорило о том, что она никуда не уезжала, что она еще была там. Однако сегодня, сразу же после отправки сундука, он вошел туда, вытащил матрасы, доказав тем самым, что ее там не было.

Сразу же после отправки сундук а…

Сундук. Вот где зарыта собака.

Оглянувшись, я удостоверился, что от Сэма меня отделяет плотно закрытая дверь. Моя рука в нерешительности повисла над телефонным диском. Войн, вот кто сможет в этом разобраться. Он работал в полиции в отделе по расследованию убийств. Во всяком случае, когда я видел его в последний раз. Я не хотел, чтобы на меня набросилась сзора незнакомых сыщиков и полицейских. Я не хотел увязнуть в этом глубже, чем мне полагалось. И если бы это было возможно, вообще предпочел бы остаться в стороне.

После двух-трех неудачных попыток мне удалось, наконец, с ним соединиться.

— Войн? Говорит Хел Джеффрис.

— О, где это тебя носило последние шестьдесят пять лет? — восторженно начал он.

— Об этом потом. А сейчас запиши-ка имя и адрес. Ты готов? Ларе Торвальд, Бекедикт-авеню, пятьсот двадцать пять. Четвертый этаж, квартира выходит во двор. Записал?

— Четвертый этаж, квартира выходит во двор. Записал. А зачем это?

— Для расследования. Я уверен, что стоит тебе только сунуть туда нос, ты обнаружишь там убийство. Не пытайся вытянуть из меня больше — это просто мое глубокое убеждение. До настоящего времени там жили муж к жена. А теперь остался один муж. Сегодня рано утром он отправил ее сундук. Если ты найдешь хоть одного человека, который бы видел, как уезжала она сама…

Все эти доводы, высказанные вслух в такой форме, да еще не кому-нибудь, а лейтенанту полиции, даже мне самому показались неубедительными.

— Да, но… — с сомнением начал было он. И тут же умолк, приняв все так, как есть. Потому что я был достоверным источником информации. Я и словом не обмолвился про свое окно. С ним я себе мог это свободно позволить, потому что он знал меня много лет и его не беспокоил вопрос о моей надежности. Я не желал, чтобы в такую жару в мою комнату набились полицейские ищейки, по очереди глазеющие из окна. Пусть действуют с фасада.

— Что ж, поживем — увидим, — сказал он. — Я буду держать тебя в курсе.

Я повесил трубку и в ожидании событий вернулся к своим наблюдениям. В этом представлении мне досталось место зрителя, или, вернее, место, противоположное тому, которое занимает зритель. Я «видел все как бы из-за кулис, а не со стороны зрительного зала. Я не имел возможности непосредственно следить за работой Война. Я узнаю только ее результаты, когда и если они будут.

Несколько часов прошли спокойно. Полиция, которая, как я полагаю, уже должна была приняться за дело, работала незаметно, как ей и положено. В окнах четвертого этажа все время мелькала одинокая фигура — его никто не беспокоил. Он никуда не ушел. Не находя себе места, он бродил из комнаты в комнату, нигде подолгу не задерживаясь, но из дому не уходил. Я видел, как он еще раз ел — теперь уже сидя, как он брился; он даже пробовал читать газету, но на это его уже не хватило.