Сергей Волков - Чингисхан 3. Солдат неудачи

В темноте над нашими головами гудят самолеты — с запада, с запада! На юге встает зарево, доносится низкий рокот. Там тоже идет бой. Успокаивает только одно — за нашими спинами, возле Завале, дислоцированы основные части Личского корпуса. Там имеется и тяжелая техника, и ракетные установки, и артиллерия. Нам надо просто продержаться какое-то время, потом придет подмога, и хорваты получат свое.

Связи нет, но всем уже понятно — это не просто обстрел, а настоящее наступление. Интересно, а как отреагировали на него миротворцы? Ведь они должны, обязаны были предотвратить полномасштабные боевые действия! Или хотя бы известить нас. В окрестностях полно деревень с мирными жителями. Что будет с ними, когда туда ворвутся «интербригады»?

Артобстрел заканчивается. Сидим в траншее, ждем. На перевале тихо. Слева от меня Шпала, в разорванном камуфляже, тискает приклад пулемета. У него сосредоточенное лицо. С таким лицом люди идут на смерть. Спрашиваю:

— Кола видел?

— Убило его, — не поворачиваясь, тихо отвечает он. — Осколком весь лобешник снесло. Все, теперь он у деда во взводе. Сон в руку, вот…

Атака начинается часов в шесть. На нас снизу по каменистому склону движутся несколько БМП, в ста шагах позади них маячат пехотные цепи. Очень густые цепи. Хорватов никак не меньше батальона. А нас — всего тридцать два человека.

Крупнокалиберные пулеметы и автоматические пушки БМП открывают огонь с дистанции в пятьсот метров. Мы ничего не можем противопоставить обстрелу — и прячемся в траншеях, буквально зарываясь в землю. Очень противное чувство — рядом с тобой грунт сотрясается от взрывов, свистят осколки и пули, а ты лежишь, полузасыпанный глиной и щебнем, словно погребенный заживо.

Я ползу по траншее, извиваясь, как червяк. Моя цель — холмик на правом фланге нашей обороны. Увенчанный десятком крупных валунов, он — неплохая позиция для стрельбы.

Хорватские БМП перестают стрелять и, выбрасывая хвосты сизых выхлопов, лезут вверх. Мне до них нет дела, этими «корытами» займутся другие.

Расчехляю «Заставу». Тру глаза — все в песке и пыли, веки саднит так, будто под них набили толченого стекла. Но это все — мелочи. Пора начинать работать. Далековато, конечно, но ждать, когда противник приблизится, нельзя. Время работает против нас. Шарю оптикой по склону, выискивая офицеров. Их надо выбивать первыми. Потом — пулеметчиков, гранатометчиков и связистов. Таков закон войны.

Когда «Застава» первый раз харкает огнем, по траншее пробегает одобрительный шум. Сербы рады — «друже Метак» жив и стреляет. Казаки, передавая друг другу бинокль, немедленно начинают давать советы:

— Слева от крайней «коробочки»! Ослеп, что ли?! Вишь, погоны! Куда, чучело! Мать твою, Новиков, нахрена ты этого валишь?

Автоматические пушки БМП вновь оживают и все советчики и наблюдатели прячутся. Оно и к лучшему — как говорил пророк Пилилак: «Каждый должен заниматься своим делом и тогда в селении не будет одноглазых детей».

К этому моменту мой личный счет нынешнего утра — пятеро. Офицеры, рядовые… Сказать наверняка сложно. Но я стараюсь. Выцеливаю, чтобы попасть наверняка. Без командиров воинское подразделение превращается в стадо баранов.

Снайпер на войне — как вратарь в хоккее. Вроде такой же игрок, как все, но в критические моменты все зависит именно от него. Во время войны снайпер Роза Шанина, как счету которой было пятьдесят четыре подтвержденных врага, причем двенадцать из них — немецкие снайперы, написала в своем последнем письме: «Немцы сопротивлялись ужасно. Особенно возле старинного имения. Кажется, от бомб и снарядов все поднято на воздух, у них еще хватает огня, чтобы не подпускать нас близко. Ну, ничего, к утру все равно одолеем их. Стреляю по фашистам, которые высовываются из-за домов, из люков танков и самоходок. Быть может, меня скоро убьют. Пошлите, пожалуйста, моей маме письмо. Вы спросите, почему это я собралась умирать. В батальоне, где я сейчас, из 78 человек осталось только 6. А я тоже не святая».

Вот и я не святой. И когда снаряды начинают взрываться между валунами на вершине холмика, я ползу обратно в траншею, проклиная все на свете.

Хорваты приближаются. Горан командует:

— Огонь!

Мы поднимаемся и открываем огонь. Шпала вылезает на бруствер, не обращая внимания на пули, закидывает на плечо трубу одноразового гранатомета «Муха». Ш-ш-ш! — как будто воды на каменку плеснули. И следом сразу густой и тяжелый удар — одна из хорватских БМП скрывается в дыму. Мы орем от радости, как дети.